Достопримечательности

Да нема за что:p Рад, что моя писанина кого-то вдохновляет на поездки, да еще и пользу приносит.
Кстати говоря, из всех моих походов по Беларуси поход в те края был, пожалуй, самым колоритным.
Счас подумаю, что бы еще краеведческого дать почитать форумчанам.

Давай-давай. Заначки у тебя богатые. Можно и проставиться камарадам:)

Волма-Душково

Чего-то выбрал. Вроде даже по сезону...

НА ГОРЕ ЖИЛ ПАН, ПОД ГОРОЮ -- ГРАФ
Уютный теплый «ЛАЗ» неторопливо взбирается под очередную горку. Сквозь морозное творчество на окнах наблюдаю за проплывающими мимо заснеженными холмами. Один из них настолько высок по белорусским меркам, что называется горой Дзержинской (высота 345 метров). Что ж, придется смириться с судьбой и ехать не туда, куда планировал, а туда, куда везут. Как оказалось, выбранный мной пригородный автобус «Минск -- Волма» не идет через Душково, где бы мне хотелось побывать. Все идут, а этот, видите ли, нет. Ну ничего, стало даже интереснее. Так я оказался в Волме…
Имение с таким названием известно еще с XV века. В разное время оно принадлежало Гаштольдам, Радзивиллам, Володковичам, Филиповичам, а к началу позапрошлого столетия стало собственностью Ваньковичей. Усадьба в Волме (сейчас Дзержинский район) известна по инвентарю 1651 года. Она неоднократно перестраивалась и дополнялась, в результате чего уже в советское время на фасаде центрального двухэтажного усадебного дома появилась пятиконечная звезда, а бывший летний домик последнего владельца имения -- Леона Ваньковича -- превратился в заурядную деревенскую хату. С террасы холма, на котором расположены данные постройки, открывается весьма привлекательный и необычный вид: среди белого полотна полей с вкраплениями сказочно-зимних деревьев и небольших водоемчиков ярко выделяется вычурная кирпичная развалина.
-- Это бывшая кузня, которая при пане каплицей была. Одно время здесь даже электростанция располагалась. Вся постройка сгорела, когда в нее молния ударила, -- прокомментировал увиденную мной картину уединившийся на декабрьском льду волмянский рыболов, представившийся Анатолием Константиновичем. -- Вы по берегу пройдите, еще несколько подобных развалин увидите: водяную мельницу, домик, где любовница пана жила.
Говорят, у Леона Ваньковича в Волме было три любовницы. В так называемой «зуевке» жила самая любимая -- Мальвина. Красивая, но совершенно неграмотная девушка родила пану сына, после чего и поселилась рядом с речкой и прудом в специально построенном для нее доме. Сам же хозяин имения наведывался в Волму в основном летом. Старожилы помнят его как седого бородатого старика с палочкой. К работникам пан относился хорошо и исправно выплачивал по два злотых за пуд намолоченного зерна. Отдельно платил за работу в непогоду и сверхурочные. Судьбоносный ноябрь 39-го, когда Западная Беларусь перестала быть польской территорией, застал Леона Ваньковича в Волме (здесь как раз проходила граница и находилась польская застава). Как рассказал Василий Громыко, бывший директор школы-интерната, располагавшейся некогда в панских покоях, обули Леню (так по-простому называли пана крестьяне) в лапти, надели кожух и бурку, и вместе с конюхом, по совместительству личным «водителем» пана, Иосифом Швабовским, отправили на железнодорожную станцию в Негорелое.
Никаких ценностей в усадьбе Ванькович, судя по всему, не хранил -- все было дома, в Варшаве. Однако в шестидесятых годах прошлого века в стене бывшего жилища уже знакомой нам Мальвины, также, кстати, переехавшей с приходом советской власти на ПМЖ в Польшу, открылась вдруг большая ниша, не иначе как хранившая до этого клад. Ее появление связывают с визитом внебрачного панского сына. В тот свой кратковременный приезд в Волму наследничек походил по покоям дома, где жил в детстве, осмотрел его снаружи, посетил чердак, после чего быстро и навсегда исчез.
Об этом мне поведала Станислава Варакса, с «младшего школьного возраста» помогавшая матери доить панских коров.
-- Красивая и богатая усадьба была при пане: имелся свой сад, парк с еловой, ясеневой и кленовой аллеями. Перед главным домом усадьбы росло множество цветов -- пионов, флоксов, астр, маттиол и других. В пруду водились толстые лини и огромные, как колоды, карпы, -- вспоминает баба Стася. -- Рабочих было так много, что они занимали весь двухъярусный усадебный дом, «выселив» пана в небольшой одноэтажный. Работали на молотильне, маслозаводе, заготавливали лед.
Сейчас бывшие панские постройки все больше пустуют, а о былом величии парка напоминают лишь некоторые фрагменты едва заметных аллей с метровыми в диаметре стволами ясеней и кленов, где упавших, где еще растущих. Но больше всего впечатлила двухсотлетняя липа, а точнее то, что от нее осталось: огромное дупло сначала поразило, а затем испугало, и почему-то заставило вспомнить, что я еще собирался попасть в Душково.
Несмотря на уверенность бабы Стаси в том, что «не трэба табе у гэта Душкава хадзiць», и какую-то подозрительную молчаливость волмянцев при упоминании мной названия искомой деревни, я все же направился на север. В дороге меня сопровождал лишь скрип раскачивающихся деревьев, принятый мной поначалу за стук дятлов, да еще встретилась бабуля с коромыслом. Так что, опасения бабы Стаси отчасти оправдались -- за полтора часа не проехало ни одной машины и весь путь пришлось преодолеть пешком. Хотя разве 8 километров для журналиста это расстояние?
Село Душково появилось совершенно неожиданно -- оно возникло вдруг в живописной низине, когда я учащенно дыша взобрался на очередной холм. Было в нем тихо и спокойно, даже слегка жутковато: ни людей, ни собак. Однако стоило свернуть с дороги в сторону огромной 25-метровой лиственницы, как невидимые доселе псы подняли невообразимый шум. Лишь когда я, в беспокойстве повернув назад, узрел на возвышении каплицу с усыпальнями, вновь воцарилась тишина, и в Душково наступил спокойный зимний вечер.
Скромный погост располагался напротив остатков усадьбы Франтишка Рыльского, на противоположном берегу ручья с речным названием Выгоничанка. Деревянная каплица действует и сейчас -- по католическим праздникам в Душково приезжает батюшка, усыпальницы же постепенно разрушаются, но от этого выглядят еще более таинственно. Пытаюсь протиснуться в заваленный каким-то хламом узкий проход одной из них, но поскальзываюсь и устремляюсь, что называется, в преисподнюю. Машинально хватаюсь за что-то торчащее слева (оказалось кривым железным крестом) и, упираясь ногами в каменные неровности входа в склеп, выбираюсь наружу. Но земля и здесь нетвердая -- она буквально уходит из-под ног, засасывая меня внутрь. Муравейник! Ну все, хватит острых ощущений -- сделаю пару снимков и домой. Как и следовало ожидать, в столь неординарном месте фотоаппарат работать отказался. Пришлось довольствоваться лишь визуальным осмотром погребальных душковских достопримечательностей.
Меж двух колонн одной из усыпальниц обнаруживаю мраморную табличку с надписью на польском языке, сообщающую, что здесь покоится прах графа, генерал-майора Karola Morawskiego. Сохранились только звание и имя погребенного -- годы жизни, видимо, унесли на сувениры.
Кароль Моравский владел имением Душков (буква «о» появилась позже) в первой четверти XIX века. Известен своим участием в восстании 1794 года под предводительством Тадеуша Костюшко, а также тем, что во время войны 1812 года находился в наполеоновской армии. Активный масон и приближенный Павла Первого. Последние годы жизни провел в Душкове под надзором полиции, куда прибыл из сибирской ссылки.
Рядом с усыпальницей Моравского -- еще одно аналогичное сооружение. Внутреннее пространство его завершено цилиндрическим сводом, имеются два круглых постамента для ваз и столб с крестом, на котором некогда висела картина «Тайная вечеря». Даже без ваз и картины, судьба которых так же неизвестна, как и имя художника, нарисовавшего полотно, данная «архитектура малых форм провинциального классицизма» впечатляет и наводит на мысли о вечном…
Валерий СИКИРЖИЦКИЙ

Мясота

Решил освежить тему...

По Виленскому шляху
Тем, кто ездит электричкой «Минск-Молодечно», наверняка запомнилось немного странное и даже не совсем приятное на слух название одной из станций -- «Мясота». Периодически мне попадалась информация о том, что в одноименной деревне имеется усадьба позапрошлого века. Сколько раз, уже достаточно долгое время, проезжая мимо, вспоминал об этом, но… ехал дальше. И лишь неделю назад сошел, наконец, на этой станции. Как оказалось, отчасти все-таки опоздал…
Имение Мясота известно уже около 500 лет. От князей Зборажских оно перешло князьям Огинским, а затем небезызвестный композитор Михал Клеофас Огинский отписал его в 1813 году Эразму Тышинскому. Тышинские и стали последними владельцами Мясоты. Самым известным представителем этого шляхетского рода был Александр. Известный в то время литератор, профессор Варшавского университета и один из основателей Варшавской библиотеки, он спланировал в Мясоте усадьбу с парком и хозпостройками, центром которой являлся летний дом.
Первое же, что бросилось в глаза сейчас -- ярко выраженный вход в подвал посреди пустыря. Выглядел вход по современному и охранялся «стражей» -- молодым бычком на цепи. Внутренний же интерьер подвала -- характерный сводчатый потолок и выложенные камнями стены -- дал все основания предположить, что сооружен он был в позапрошлом веке. Был подвал довольно большим, а использовался, как удалось узнать, для самых обычных целей -- хранения продуктов, в первую очередь «фирменного» сыра, который шел на продажу в Варшаву и Вильно.
Как ни странно, хотя вход в подвал был завален различным современным хламом, внутри оказалось довольно чисто. Вряд ли здесь кто-то прибирался специально, просто, видимо, редко сюда заглядывают люди. Да и чего тут им делать? Сыро, неуютно, темно. Пожалел, что не захватил с собой фонарик…
Отыскать же усадебный дом оказалось очень не просто. Еще раз вспомнил выдержку из книги по усадьбам Минщины, вышедшей в 2000 году: «Усадьба сохранилась частично. Принадлежит восьмилетней школе…» Вот школа, а где ж усадьба? Вдруг за листвой толстых и старых деревьев взору предстала груда деревянных обломков. Тут же под ногами попадались поросшие мхом валуны, каменные обломки, а в кустах я наткнулся на полуистлевший матрас.
Мои опасения и догадки подтвердили местные жители -- это и есть усадебный дом, точнее то, что от него осталось. Сам он был разобран на бревна шесть лет назад. Как пояснили, «его ветхое состояние представляло опасность для учащихся школы». Вот так вот!
«Ничего, не расстраивайтесь, -- успокоила меня Анна Сушко, бывший местный библиотекарь и по совместительству мой гид по Мясоте. -- У нас вообще много чего интересного есть. Клуб, например, правда, в него уже никто не ходит, но здание старое. Школа, но ее тоже в этом году закрыли -- некого учить стало. Памятник погибшим во время Великой Отечественной войны односельчанам…»
Кое-что интересное я нашел и… на кладбище. Правда, старинную церквушку только-только перестроили на новую (опять опоздал!), но зато в целом сохранился тот особый дух, витающий обычно на старинных кладбищах. Тогда, видимо, это было нечто больше, чем последний земной приют умерших. Некоторые из старых памятников были в виде сучковатых деревьев, с лесными мотивами. Нигде больше таких не видел.
Ну а еще Мясота интересна тем (этот факт я специально оставил напоследок), что здесь 21 декабря 1796 года родился Томаш Зан -- активист масонских и патриотических обществ, близкий друг Адама Мицкевича (поэт подарил ему в день рождения перстень с надписью «Дружба -- достойному»), соратник декабристов. За свои взгляды он был сослан в Оренбург, где тоже времени даром не терял -- создал первый в России минералогический музей, который существует и поныне. Как геолог Томаш Зан известен своими открытиями месторождений нефти, меди и золота, как поэт и фольклорист являлся одним из родоначальников новой белорусской литературы, автором поэм, стихов, комедий, базирующихся на элементах народного творчества и культуры.
Вот только владельцем усадьбы в Мясоте, как указано в памятной табличке на стене школы, Томаш Зан никогда не был. Его мать, Екатерина, просто ехала из Радошкович в купленное имение Холецковщину, когда обнаружила, что утеряна купчая. Оказавшись без крова и средств существования (муж, активный участник восстания Тадеуша Костюшко, укрывался от российских властей в Пруссии), Екатерине Зан пришлось на время свернуть с Виленского шляха и остановиться в Мясоте, где вскоре и родился ее второй сын Томаш, названный в честь деда.
Размышляя о необычных обстоятельствах рождения Томаша Зана я и вышел на Виленский шлях, что проходит прямо у деревни. В 1979 году здесь даже был установлен единственный в своем роде памятник дороге. Много известных людей прошло и проехало по ней: Денис Давыдов, Тарас Шевченко, Николай Гоголь, белорусы Владислав Сырокомля, Винцент Дунин-Марцинкевич, Франтишек Богушевич, Максим Богданович, Янка Купала и Якуб Колас и многие-многие другие. О чем и говорит надпись на одном из камней памятника Виленскому шляху. Отправился и я дальше по знаменитой дороге.
Каждая следующая на пути деревня чем-нибудь да примечательна. Например, Красное, отметившее недавно свой 500-летний юбилей, известно своим изящным неоготическим костелом, возведенным из желтого кирпича в 1912 году. Уцелела здесь и старинная мельница на реке Уше. Когда-то в местечке также была усадьба, куда часто приезжали любители поохотиться. С дорогой она соединялась мостом, построенным на специально выращенных для этого деревьях, у которых спилили верхнюю часть.
Чуть в стороне, на месте бывшего фольварка возле деревни Ракутевщина, стоит памятник Максиму Богдановичу, который жил здесь летом 1911 года. Дальше по шляху, в деревне Плебань, имеется костел, в котором прятали оружие участники восстания 1863 года под предводительством Кастуся Калиновского. Небольшой отряд повстанцев был разбит царскими войсками, а погибшие бойцы вместе со своим командиром Юльяном Бакшанским были похоронены на местном кладбище, где и сейчас можно увидеть их братскую могилу. Более-менее уцелела и Плебанская усадьба, в которой в XIX веке жил местный ксендз.
Ну а мой конечный пункт назначения -- еще одна усадьба -- Корсаки. Деревни с таким названием ни на одной из карт не оказалось, но интуиция подсказала, что нужно искать село Корсаковичи. Вот только отыскать его тоже оказалось не так уж и легко. До этого пришлось изрядно походить по дачным поселкам. Не удивительно, что о деревне так мало информации -- она элементарно затерялась среди современных приусадебных застроек и мало кого интересует. Встреченные по пути дачницы очень искренне удивились: «И чего вас туда несет?» Наконец-то взобрался на холм, с высоты которого и увидел -- о чудо! -- деревню, точнее деревни. Сельские постройки группировались разрозненно, и предстояло еще узнать, где именно искомые Корсаковичи. Оказалось, что везде! На поверку Корсаковичи оказались все-таки Корсаками, как и было написано в книге «Старинные усадьбы Минского края» и на дорожном указателе, но почему-то не на картах, а небольшая сама по себе деревня была сильно разбросана и имела даже свои «пригороды» -- хутора. Один из них -- Парахневичи -- и являлся отыскиваемой мной усадьбой. К ней меня довела привычка деревенских жителей всем, даже не знакомым, говорить «Здравствуйте!». Я отвечал таким же приветствием и неизменно добавлял: «А где у вас тут усадьба?» Иначе мог и не найти, так как усадебный дом -- к счастью он сохранился -- хорошенько спрятался в густых зарослях. Поначалу возникли даже сомнения -- он ли это? Слишком уже похож на обычный деревенский дом, но, зайдя внутрь, все сомнения рассеялись -- он! Сейчас так не строят -- слишком уж просторные комнаты и высокие потолки.
Оказалось, что Парахневичи -- это еще и фамилия владельцев усадьбы. Встретила меня 60-летняя Ядвига Николаевна с внучкой. Поведала о том, сколько интересных старинных вещей находили они в детстве в многочисленных просторных комнатах усадьбы (к слову -- сейчас их тоже повсюду наложено немало), как случайно сожгли карту-план имения. Жаль, возможно в ней была разгадка, кто же все-таки являлся строителем и первым хозяином Корсаков. Пока найденные мной источники об этом умалчивают. Хотя немного я все же продвинулся -- Ядвига Николаевна вспомнила, что Парахневичам лет 70 назад (вероятно после объединения Беларуси в 1939 году) усадьба досталась от некого Кучинского. Тогда в нее входил хозяйственный двор (остался сарай, основательно залатанный), искусственный водоем с плотиной (теперь небольшой пруд, весь заросший ряской), парк с садом площадью около 4 гектаров. О парке напоминают клены и липы, возраст которых -- более 100 лет. По бокам дома до недавнего времени росли почти вековые деревья белой сирени. Очень хотелось на них посмотреть, но опоздал…
Валерий СИКИРЖИЦКИЙ
Фото автора

Ворняны Островецкий район

Прочитал в Комсомольской правде, что д. Ворняны Островецкого района входит в зону отселения при строительстве АЭС. Можем больше и не увидеть.

Ворняны Островецкий район

Продолжение

Борисовы камни

Это Борисов камень. "Борисовы камни, с высеченными на каждом, шестиконечным крестом и надписями (обычно содержащими текст "Господи помоги") располагались по течению Двины и на суше. Назначение - не совсем понятно. По некоторым версиям - отмечали маршруты торговых путей, по другим - были ранее священными у язычников, а крест и надписи вытесывались на них при христианизации населения. Поставлены по приказу князя Бориса Всеславовича, и часто содержат его имя в надписях. Отсюда и название. Сохранилось четыре камня - один в Друе, другой установлен около Софийского собора в Полоцке, третий - вывезен в конце 19 в. в Москву и находится в музее-заповеднике "Коломенское", а четвёртый - так называемый "Воротишин крест" - стоит в селе Камено Минской области. Чуть правее Плещениц. Эти камни активно уничтожали в советское время (так странно с религией боролись). Пытались уничтожить динамитом и Друйский, поэтому он дошел до нас в расколотом состоянии. "
В Коломенском (Москва, фото не моё).
Как-то, на мой взгляд, Коломенский камень выбивается из серии.

Полоцкий камень более крупным планом.

Не сильно в тему. Подходящей не нашёл. Красивая реклама берёзового сока, выполненная беларусами...Могут ведь, когда захотят....Я не всё понял, бо французский учил...