Сеть.world. Что нашли и понравилось, дабы не пропало

недавно снова посетила концерт М.М.Жванецкого, как всегда, получила огромное удовольствие.
несколько шедевров.

Губами говорить

Потому что ничего нет лучше, когда вам шепчет в ухо чья-то молодость.
Что-то шепчет, касаясь всеми своими губами.
Сопровождая какие-то слова теплым дыханием.
Слегка щекотно и так приятно, что слушал бы…
Но слов не разобрать.
Сам процесс настолько…
И дыхание проникает настолько…
А там еще смеются.
Это же, оказывается, анекдот…
– Ну, – говорят вам. – Смешно, правда?
– Да еще как, – говорите вы, краснея. – А нельзя еще раз концовку?
На вас смотрят удивленно.
Но опять в ухо губами, и вы опять теряете сознание.
Будь в вашей власти, вы втянули бы в ухо все это…
Вы силитесь понять…
А вам смеются внутрь тихонько и повторяют, чтоб вы поняли.
– Нет, не доходит, – говорите вы в надежде.
– Я третий раз не буду, даже для тупых. Сатирик, называется. Вы никого не смешите, кроме себя.
– Я… Да… Я не виноват… Я не расслышал.
– Глубже, чем в ухо, я не могу. Купите аппарат, сатирик, чтоб понимать хотя бы то, что говорят вам в ухо.
– Я понимаю по губам, – ответил я. – Но ваши губы следует прижать к моим и говорить. И я клянусь: я разберусь, я не тупой, я просто одинокий.

"С женщинами что-то стало происходить…"

1) Отхлынули.
2) Не держат слова.
3) Не обращают внимания.
4) Не заинтересованы.
5) Не влюбляются.
6) Впадают в грусть.
7) С каждым шагом выходящего мужчины становятся веселей.
8) Удержанию не подлежат.
9) Настроением не интересуются.
10) Здоровьем не проймешь.
11) Семьей не дорожат.
12) Деньги уходят вместе с ними.
13) Кому поручить концовку? Мне?.. Правительству?.. Народу?..
Тогда переведем в начало – с женщинами что-то стало происходить.

***
Когда человек не может сам, но знает как, он тренер!
Когда человек не может сам, не знает как, но умеет научить, он профессор!
Когда человек не может сам, не знает как, не умеет научить, но если не будет сделано, со всех вас, сук, спрошу, он – президент!

У нас с тобой не то, что было встарь.
Любовь ушла, настало время прений.
Ты говоришь: "УглУбить". "КиновАрь".
Как больно. Ты не знаешь ударений.

Меж нами истончилась счастья нить;
былого не вернуть, как ни пытайся...
Я "дОговор" ещё могу простить,
но в горле ком от слова "ходатАйство".

Не говори, что это лишь слова.
Ведь люди мы. И не пришли со свалок.
От слова "квАртал" я дышу едва,
и убивает начисто "катАлог".

Я мог бы, видно, стать и глух, и нем,
и притворяться долго и умело...
Я в целом терпеливый, но зачем,
скажи, зачем ты забеременЕла?!

==========================



В жару желая остудиться,
Лежу я как-то на пляжУ
И, наблюдая ягодицы,
К таким вот мыслям прихожу:

«Вот, скажем, дамы: как известно,
частями тела там и тут
они играют повсеместно,
мужчин ввергая в грех и блуд.
Кому-то нравятся их лица,
Кому-то – руки, ну а мне
Всего милее ягодицы,
Что снизу крепятся к спине.

Лицо – оно тебя обманет:
Быть может, ей двухсотый год,
Она намажет, подрумянит,
Вотрет, напудрит, подведет –
И вот - лицо свежо и броско,
И оторвать не можно взор!
Так изумляет ярким лоском
Весной покрашенный забор.

Но разве может пригодиться
Искусство править камуфляж,
Когда несешь ты ягодицы
В жару июльскую на пляж?
Ужели тушь, сурьма, румяна
Для глаз, бровей, ланит, ресниц
Годятся для раскраски стана
Ну а, тем паче, ягодиц?

Отнюдь! Напрасно дама ищет
Амурных чувств в сердцах мужчин
Когда у ней на ягодицах
Овраги роковых морщин,
А зад и хладен, и бессилен,
И сух, и желт как старый воск,
И по обилию извилин
На головной походит мозг!»

***
Увы, но в даме стих мой грешный
Уж не согреет жизни сок,
А из меня струей неспешной
Печально сыплется песок.


=========================

- - - Добавлено - - -

1. Быть любимым тобой - это радость и счастье!
Друг без друга с тобой не прожить нам ни дня!
Но вчера ты так громко стонала от страсти,
что в четыре утра разбудила меня...

2. В любви телесной мало проку...
Однажды ночью при луне
я, помнится, вошел в Вас сбоку -
и это боком вышло мне.

3. За дамой я ухаживаю с чувством
и, что греха таить, намерен впредь!
Но кто помог бы овладеть искусством,
как безыскусно дамой овладеть?!

4. Веселый, жизнерадостный и праздный,
не знающий, что ждет его вдали,
он с девами испытывал оргазмы...

Оргазмы испытаний не прошли.

Разговоры с отцом


«Еще, Миша, когда у тебя будет сын, постарайся быть осторожным. Боюсь, что ты не сможешь. Но они всегда другие — я и ты, ты и он. Ты не сумеешь им руководить».
Михаил Жванецкий


Первый человек, который от тебя полностью зависит, а ты не сможешь им руководить. В этом, наверное, заложено разнообразие людей. С этим невозможно жить, хочется наказать, заставить. Заставить можно, но лучше пусть он, как ты, найдет свою дорогу. Пусть он найдет основные знания: грамматику, математику, поведение. Он должен знать поведение среди людей. Он обязан сформулировать, чего он хочет от них и что он может дать им взамен, просто чтоб потребовать или подчиниться.

Образование помогает терпеть унижение.

Образование помогает переносить пытки.

Образование вызывает уважение даже в тюрьме.

Образование — значит жить дольше. Я не знаю, Миша, как это получается, но образованный человек живет намного дольше и лучше.

Я не сказал бы, богаче. Кстати, богаче без «т», а лучше — после «у» идет «ч».

Лучше — то есть с удовольствием.

Богатый созерцает, что он получает, а образованный сравнивает то, что видит, с чем-то внутри себя и не нуждается в лишнем. Ему легче проникнуть и понять другого.

То есть, Миша, образованный понимает темного человека, а темный не понимает образованного.

Темный ни разу в жизни не сказал слово «опровержение», или «трепетный», или «волнующий». Он даже не сказал: «Я с трудом пережил ваш отъезд, девушка». Миша, он женщине не оставит воспоминаний, потому что запоминаются не поцелуи, сынок, запоминаются слова.

У темного человека неинтересное молчание.

Мы с тобой, помнишь, говорили, что образование — это память. Это — память тоже. Это не цитирование прочитанного, это формулирование своего на базе прочитанного. Даже неточное цитирование — уже свое. В суматохе, Миша, нельзя терять мысль. Мыслей не так много. Шуток миллионы, мыслей сотни, идей десятки, законов единицы. Их знают все.

Все знают одну идею темного человека.

От него ждут хотя бы самообразования, хотя бы впечатления от прочитанного. Не от кино, кино не рождает в зрителе идею или мысль — только книга, она научит и здоровью, и силе воли, когда полистаешь кого-нибудь и прочитаешь у кого-нибудь.

Пусть твой сын будет образованным. И диплом тут ни при чем. Он должен знать, что в предложении «ни при чем» все слова пишутся раздельно.

Все! Мама нам оставила обед на кухне. Подогрей себе. Я вернусь поздно: много вызовов и мало лифтов. Пожми мне руку, и я пошел. Кстати, образованный счастлив в старости».

Был найден в Балтиморе в 1962 году в одной старой церкви.
Автор неизвестен.

«Идите своим путем спокойно среди гама и суеты и помните о мире, который может быть в тишине.
Не изменяя себе, живите, как только возможно, в хороших отношениях со всяким человеком.
Говорите мягко и ясно свою правду и слушайте других, даже людей, не изощренных умом и необразованных;
у них тоже есть своя история. Избегайте людей шумных и агрессивных; они портят настроение.
Не сравнивайте себя ни с кем: вы рискуете почувствовать себя никчемным или стать тщеславным.
Всегда есть кто — то, кто более велик или более мал, чем вы. Радуйтесь своим планам так же, как вы радуетесь тому, что уже сделали.
Интересуйтесь всегда своим ремеслом; каким бы скромным оно не было — это драгоценность в сравнении с другими вещами,
которыми вы владеете. Будьте осмотрительны в своих делах, мир полон обмана. Но не будьте слепы к добродетели;
другие люди стремятся к великим идеалам, и повсюду жизнь полна героизма. Будьте самим собой.
Не играйте в дружбу. Не будьте циничны в любви — в сравнении с пустотой и разочарованием она так же вечна, как трава.
С добрым сердцем принимайте то, что советуют вам годы, и с благодарностью прощайтесь с молодостью.
Крепите свой дух на случай внезапного несчастья. Не мучайте себя химерами. Многие страхи рождаются
от усталости и одиночества. Подчиняйтесь здоровой дисциплине, но будьте мягким с собой. Вы — дитя
мироздания не меньше, чем деревья и звезды: вы имеете право быть здесь. И пусть это для вас очевидно или нет,
но мир идет так, как он и должен идти. Будьте в мире с Богом, как бы вы Его ни понимали. Чем бы вы ни занимались
и о чем бы вы ни мечтали, в шумной суете жизни храните мир в своей душе. Со всеми коварствами, однообразными
трудами и разбитыми мечтами мир все-таки прекрасен. Будьте к нему внимательны. Постарайтесь быть счастливым.»

Вероятно в этом направлении двигается русский рок. Если цепляет - в указанных альбомах есть ещё.
25/17 Облако (альбом "Русский подорожник" 2014)
25/17 Обрез (альбом "Песни о любви и смерти" 2012 )

ДИАЛОГ У НОВОГОДНЕЙ ЕЛКИ

ЮРИЙ ЛЕВИТАНСКИЙ


— Что происходит на свете?— А просто зима.
— Просто зима, полагаете вы?— Полагаю.
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю
в ваши уснувшие ранней порою дома.
— Что же за всем этим будет?— А будет январь.
— Будет январь, вы считаете?— Да, я считаю.
Я ведь давно эту белую книгу читаю,
этот, с картинками вьюги, старинный букварь.
— Чем же все это окончится?— Будет апрель.
— Будет апрель, вы уверены?— Да, я уверен.
Я уже слышал, и слух этот мною проверен,
будто бы в роще сегодня звенела свирель.
— Что же из этого следует?— Следует жить,
шить сарафаны и легкие платья из ситца.
— Вы полагаете, все это будет носиться?
— Я полагаю,что все это следует шить.
— Следует шить, ибо сколько вьюге ни кружить,
недолговечны ее кабала и опала.
— Так разрешите же в честь новогоднего бала
руку на танец, сударыня, вам предложить!
— Месяц — серебряный шар со свечою внутри,
и карнавальные маски — по кругу, по кругу!
— Вальс начинается. Дайте ж, сударыня, руку,
и — раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три!..

Речной монстр

Не мармелад жизнь на Севере. Главная отдушина – охота и рыбалка. Кто-то увлекается этим от нечего делать или за компанию, а кто-то заражается на всю жизнь и отдает этому времяпровождению всю свою страсть и весь досуг.

Вот и трех героев этого повествования, нефтяников, жителей сурового северного края рыбная ловля завлекла и затянула в свой омут со всеми их потрохами. Время идет, бежит свой нескончаемый марафон, и вместе с ним меняется жизнь и рыбалка. Много северной рыбы друзья выловили, набрались опыта, приобрели авторитет. Менялись и совершенствовались снасти, а если заработки приличные, то можно попросить знакомых привезти фирменные снасти, благо их сейчас в больших городах купить не проблема – все что хочешь и на любой вкус.

Время прогресса – это значит, время информации. Появились специализированные издания, красочно оформленные, на отличной блестящей бумаге, с советами и рекомендациями от профи зарубежных, и – вот чудо! – от наших российских. И на этих прекрасных страницах печатались цветные фотографии обыкновенных российских мужиков-рыболовов с их трофеями. И от номера к номеру рыба была все крупнее и крупнее. Обладатели этих экземпляров гордо рассказывают о свои баталиях при вытягивании этих громадин – речных монстров. На всю страницу, на всю ширь простора по имени Россия. Вот это кайф! Вот это клево! А редакция журнала одобряет, призывает, даже награждает! Что ж – есть за что. Вот именно эти публикации стали самым «больным местом» дружной троицы. Северяне, затаив дыхание, восхищенно, со скрытой злобой, рассматривали фото счастливчиков и читали их повествования. Они тоже хотели славы, тоже жаждали увидеть свои рожи в журнале. А причиной всей этой жажды стал сом.

Сом – усатый исполин, речной монстр, царь пресных вод и повелитель прочих рыб. Он огромен, ужасен, вкусен и … нет его на Севере! Нету. Не плавает. Даже не заплывает.

Сом стал мечтой, которая светила троим друзьям сквозь серые будни, тяжелую угрюмую погоду и суровую работу на буровой.

- Мы такого поймаем, чтобы троим не поднять! – решили друзья и начали приготовления. Приобрели удилище мощнейшее, шнур, крючки громадные.

А вот куда ехать и где ловить сома?

Подсказал знакомый мужик из другой вахты.

- Есть деревушка на Волге, тихая, уютная, уединенная. Рыбу там ловят, да еще какую! Гостил я в соседней деревне, наезжал туда, лавливал. Сома копченого ел. У-у-у… Троица дружно сглотнула обильную слюну.

Сом нужен. Сом и только сом. Один на всех. Один. Большой сом. Огромный сом. Речной монстр. Они его возьмут!

Добрались как-то очень быстро. Сперва самолетом, поездом, а там и в деревне оказались. Идут по деревне, озираются, ищут, у кого бы спросить, куда на постой встать можно. Тут как раз мужик на мотоцикле, на багажнике мешок из-под сахара приторочен, оттуда судак торчит, здоровенный, холодного копчения… Пошли они по наводке к избушке, позвали хозяев. Появился дедок – маленький, поджарый, в углу рта зажат черный, ужасно длинный мундштук из непонятно какого материала (так и не узнали), а сверху, под надвинутой на самый лоб кепкой – прищуренные ехидные глаза. Познакомились. Дед представился как Трифыч.

Гости с Севера устроились на сеновале. Летом хорошо, сухо, тепло, просторно и сеном пахнет. Вкуснотища! Сквозь щели в крыше солнце светит, внизу коровы мычат, где-то боровок хрюкает. Дедок позвал в сарай, там было устроено что-то наподобие мастерской: раскинут, был для просушки невод, снасти для ловли сома лежали на полке, висело несколько копченых сомов…

- Мелочь, - не глядя, сказал Трифыч. – Так, на продажу, вдруг денег надо будет, аль кто сомятинки с дымком захочет. Насчет реки сказал, что она вот тут, рядом, порыбачьте, коль приехали. Крупная рыба есть всякая.

- А сомы большие есть? – воспрошала взволнованная троица.

- А как же. Обязательно и “лохнесское чудовище”тоже.

Пыхтя воткнутой в черный мундштук сигаретой с фильтром, дедок всячески одобрил нужное дело по поимке гигантского сома – речного монстра: мол это того стоит.

Совершенно равнодушно, шаря по карманам, будто что-то потерял, хозяин выслушал восхищенный и несколько отдававший рекламой рассказ о купленном по сему случаю спиннинге, мультипликаторной катушке, плетеном шнуре. Вывод он сделал неожиданный:

- Кибернетика – великая вещь! – важно сказал Трифыч и в доказательство продемонстрировал надпись на своей сигарете – «Marlboro».

Друзья-нефтяники отправились на рыбалку. В ход были пущены большие виброхвосты на тяжелых джиг-головках, самые крупные вертушки, воблеры-джеркбейты и тяжелые, похожие на подошву «колебалки», половили даже “на квок”. Но улов огорчил. Судак на 5,1 кг, щука около 3 кг, окунь, соменок, но более трех кило язычок безмена не показал. Три дня беспрерывной ловли сома ничего не дали. Изменений не было, только одно дополнение: к судаку в 5,1 кг прибавилась щука на 6,2 кг, пойманная на снасточку с дохлой воблой. Были и другие рыбы. Но все это больше походило на детский сад.

Где речной монстр?! Добыты были рак и лещ, сделаны закидушки, друзья отправились в ночь. Эти посиделки, длившиеся четверо суток, дали ощутимый вес сомов, пойманных во мраке ночи, приблизился к трофейному судаку – 4,9 кг.

Следующее трехдневное сафари – экспедиция вверх по матушке по Волге – принесло лишь одни разочарования и судака весом 5,6 кг. После этой «прогулки» нефтяники-сомятники продрыхли двое суток кряду. В последний раз они так ухайдокались еще в молодости, когда работали помбурами.

Что делать? Где ловить сома? «Отступать некуда, сзади пулеметы» - возвращаться домой без заветного фото нельзя, все засмеют. Решили идти на поклон к Трифычу. Дедок знает, что делать, он поможет! Трифыча они застали в избе за разделыванием большого, килограммов под двадцать карпа. На полу в корыте, лежали еще два таких же «поросенка». Оказалось, что двое сыновей Трифыча ночью рыбачили на закидушки. Взяли мелочь, по 12 кг рыбки, а крупных матери отдали. Пусть котлет пожарит, что-то дедку их захотелось. Давно не ел, все сомятина да сомятина… Выслушав «ходоков», Трифыч в помощи не отказал. Его доброту все в деревне знают – другого такого не найдете. Вечером, подойдя к сидевшим на лавке сомятникам, дедок сказал, что сделал «заказ». Последние слова он произнес громким шепотом, почему-то зловеще его выделяя.

На другой день все и объяснилось.

Перед полуднем, сидя на летней кухне, троица удосужилась лицезреть исполнителя «заказа». Это был пацан лет четырнадцати. В опущенной руке, меж двух пальцев, была зажата шея крупного дикого голубя – это была будущая наживка на сома. Парень представлял собой экзотическое зрелище. Черные ботинки «бульдозер» армейского образца, заправленные в них камуфляжные штаны с торчащими накладными карманами (чем-то они были набиты), широкий кожаный ремень с висящим длинным ножом в ножнах. На голое тело одета камуфляжная безрукавка, носящая в армии название «разгрузка». Глаза его не мигали. По всему видимому телу и голым рукам были нанесены жирные, черные полосы. Правая, согнутая рука держала пневматическую винтовку иностранного образца с оптикой. Приклад оружия упирался в бедро. Трифыч одобрительно глянул на бедную птаху и с восхищением начал вещать, как экскурсовод перед старинной статуей:

- Командос! Наш, родной, деревенский! Я его Рембо зову. Сколько крови выпил у папы с мамой, пока «пукалку» купили!

- Молодец! Спецназ! – одобрительно высказались нефтяники.

- Сперва из лука стрелял. Вот дела были! Дашке срикошетило. Прямо в зад! Ох, орала! Но с ее бампером – это как иголка! Что разорялась? А глотка у ней – как наждак. Ну, родичи у Рембо, ясно дело, испугались, помчались в райцентр и купили ему что покруче. Нефтяники внимательно рассматривали деревенского Командоса, который за все время даже не шелохнулся.

Трифыч аккуратно вынул у него из руки мертвое птичье тело. Возникла неловкая пауза. Рембо в упор глядел на троицу. Дедок потер указательный палец о большой и сказал негромко:

- Стольник.

Один из сомятников встрепенулся, достав кошелек, подал деньги.

Не глядя на бумажку, Командос взял ее двумя пальцами, поднес к карману. Послышался скрежет открываемого клапана на «липучке», сто рублей исчезли. Он четко отдал честь и, развернувшись через левое плечо, отбыл. Видать, за новым «заказом».

Северяне с изумлением смотрели ему вслед. Трифыч довольно сказал:

- Крутой парень. Далеко пойдет. Террористов мочить будет.

Потом он взял прут, проткнул птицу и, открыв дверцу печки, сунул «шашлык» на огонь. Послышался треск. Дедок достал обгоревшую тушку – наживка на сома была готова, положил ее в стеклянную банку, внимательно посмотрел на свет и изрек:

- С рыбой будем обязательно! С крупняком!

Нефтяники облегченно вздохнули и заулыбались друг другу. Они мысленно примеривались, кто, как встанет относительно трофея. Каждый должен был занять выгодную позицию. Фото должно быть четким! Родина должна знать своих героев!

Поздно вечером были на месте. Да, тут точно была яма. Вода теряла свой спокойный и размеренный бег, превращаясь в волны, водовороты, огромные, растянутые на десятки метров струи. Где-то посередке была воронка, она то появлялась, то исчезала, словно губастый рот людоеда-великана, открывающийся и громко чмокающий от нетерпения при виде жарящегося на вертеле человека.

Вода шумела, охала, выбрасывала пену, негодующе журчала и чернела, мрачнела, будто зная, что пришедшие люди видят ее бездонные глубины. Весь этот шумящий водный ужас был страшен именно сейчас, перед надвигающейся ночью.

Трифыч насадил голубя и размашисто бросил грузило точно в цель – омут. Все его действия были точны, будто вызубренный урок. Обмотав толстый капроновый шнур вокруг вбитого в берег кола, дедок повесил самодельный, размером с небольшой абажур, колокольчик, а на приличном остатке «плетенки» сделал петлю. Он успокоил рыболовов-нефтяников, без конца повторяя, что крупный сом обязательно схватит, он тут есть точно, один, но огромный, как раз такой, какой им нужен - речной монстр.

За зловеще рыкающим омутом виднелся вдали продолговатый заросший остров. Перед ним, как противотанковые надолбы, торчали в хаотичном порядке черные то ли бревна, то ли деревья. Все это начинало темнеть, меркнуть, растворяться в преддверии ночи.

Наконец стемнело. Трифыч расположился у костра на постеленном сложенном вдвое брезенте. Он шевелил длинным мундштуком и блаженно щурился на костер, лежа на боку. Нефтяники же, наоборот, были беспокойны, напряжены, нервничали, чего-то ждали.

Достали взятую водку. Нервы не гвозди, кровь не нарзан.… Выпив по одной, обмякли, разговорились. Потекла беседа о связывающей всех, как одна беда, работе, вахте, нефти.

Трифыч пил наравне со всеми, но не пьянел. Друзья же расслабились, громко говорили, перекрикивая друг друга, что-то доказывая, споря, настаивая…

Дедок в этих баталиях участия не принимал. Наконец сомятников сморило. Тут Трифыч соскочил со своего брезента, будто и не пил вовсе, сказал, что, мол, двое могут идти пока подремать, а один пусть останется – если что, друзья помогут, а чтоб дежурный не прозевал спросонок хватку, дедок надел ему петлю на ногу. Тут от кола недалеко, рядом совсем, можно вовремя среагировать, друзей позвать. Рыбка немаленькая будет. Обо все надо позаботиться заранее, а колокольчик – дело такое ненадежное, звук у него жидковат.

Двое вольноотпущенных, пошатываясь, двинулись к поставленной палатке. Скоро все стихло.

Трифыч разлил в рюмки водку. Выпили. Через какое-то время еще. Тут его словно прорвало, будто он молчал полста лет, а теперь время вышло, - он затараторил о колхозе, как все начиналось, кто был председатель, как работали.… Под этот монотонный речитатив караульного сморило в здоровый крепкий сон.

Трифыч еще какое-то время из-под кепки смотрел на постового, налил себе стопку, пожевал кружок колбасы. Щурясь в огонь, спокойно, не спеша, выкурил сигарету. Вытряхнул чинарик из своего оригинального мундштука прямо в огонь. Встал. Постоял, прислушался, направился к палатке.

Дальше его действия были очень странны.

Там он взял пилу ножовку и, подойдя к колу, подпилил его с противоположной от висящего колокольчика стороны. Отнеся плотницкий инструмент на место, дедок захватил сухую обломанную ветку и сунул ее в костер. Ветка весело загорелась.

Встав у воды, Трифыч поднял над головой этот импровизированный факел и сделал несколько размашистых движений, словно фанат размахивающий флагом его любимой футбольной команды. Потом, обмакнув ветку в воду, отчего она, жалобно пшикнув, угасла, дедок бросил ее в реку.

Задумчиво замерев, Трифыч смотрел себе под ноги, словно там находился ответ на все эти непонятные «ужимки». Почему-то вздохнув, дедок направился к своему лежаку. Блаженно растянувшись, подложив, как ребенок, руку под щеку, Трифыч уставился закрытыми глазами в огонь. Наверное, он спал.… Только мундштук грозно торчал, как антенна, будто ждал, какого-то важного сигнала со спутника-шпиона.

Дальше началось что-то фантастическое, но к полету на Марс и к «Звездным войнам» отношения не имеющее.

Кусок освещенного шнура, привязанного к колу, начал быстро менять положение. Он резко натягивался! В какой-то точке, на секунду замерев, этот «тросик» легко сломал подпиленный кол и поволок «огрызок» дерева с белеющей щепкой в реку. Жалобно звякнув и тут же, словно испугавшись своего голоса, булькнул колокольчик. Шнур неумолимо уходил в воду. Вот уже почти «смылись» сложенные на песке белые петли. Осталась одна, на ноге у гордо храпящего на посту караульного.

Он встрепенулся, приподнялся на локте. Ему почудилось, будто что-то звякнуло. Опыт ловли на донку давал результат. Рыбак-сомятник уставился через огонь на Трифыча.

Дедок сладко спал. Его безмятежное лицо ничего не выражало. Видать, ему снился колхоз…

И тут вдруг кто-то потащил за ногу ответственного за сома. Он вспомнил!

Но было поздно. Он лишь успел бросить взгляд на то место, где был кол, но его уже волокло по песку, как привязанную к веревке игрушку-машинку, которую весело тащит карапуз, несмотря на то, что «бибика» перевернулась и, значит, не должна ехать. Жизнь не физика. Законы другие, не учеными писанные…

Сомятник-нефтяник смог только одно – ухватиться рукой за торчащий остаток кола и испустить истошный крик.

Экстремальная рыбалка началась - ни в одном фильме ужасов ни один герой не смог бы так кричать! Бессильна была бы и компьютерная модуляция звука. Это все понарошку, а тут – правда жизни.

Постовой оказался в воде. Его тянуло в омут, черную, как гудрон, дыру мрака в вечной смерти. Его швыряло и метало, и влекло в глубину омута, он уже сдался, он уже приготовился, силился вспомнить хотя бы одну молитву, но ничего, кроме «Боже, Царя храни!», на ум не приходило. Не в силах пожалеть себя еще больше, от всей души закусил беспомощно руку, заплакал и полностью отдал душу страху. Он распрощался с жизнью.… И это продолжалось целую вечность.

- Руби! – послышался приглушенный голос. Он принадлежал одному из дедовых сыновей. Они расположились на острове, у большого пня, к которому была надежно прикручена ручная лебедка. От нее в сторону реки уходил тот самый светящийся шнур. Тускло сверкал наточенный охотничий нож. Капроновый «луч» погас.

А ночь продолжалась…

Нефтяники обнаружили своего товарища ниже по течению реки. Как плюшевая игрушка из рекламы, которой засунули в нутро самую энергомощную батарейку, он с механической тупостью настойчиво передвигал четырьмя конечностями, ползя на карачках в одно только ему ведомое место. Оказавшись на траве, купальщик вдруг замер и бессильно повалился на бок.

Сбегали за водкой.

У постового начался колотун. Зубы дробно стучали о край эмалированной кружки. Наконец напиток подействовал. Но северянам уже ничего не хотелось. Скорее на сеновал, а там утро, виднее будет.

Окунувшийся сомятник, идя до деревни, наотрез отказался сполоснуть замаранные штаны в ближайшем пруду или заводях. Вид воды приводил его в панику, которая, как лихорадка, передавалась его друзьям. Протрезвевшая троица рысью драпала до деревни. В этот момент им было явно не до фотографии. Об этом даже и не вспоминалось.

Трифыч плелся в арьергарде, дымил сигаретой и дипломатично молчал. Он же не виноват, что рыба ушла…

На следующие сутки, в разгар дня, братья зашли в дом к отцу и застали его сидящим в окружении сомятников-нефтяников. Рыбаки с неостывшим ужасом пересказывали события ночной экстремальной рыбалки, уточняли детали ловли сома, слушали речи своего друга-коллеги, которого чуть не проглотил огромный речной монстр. Троица даже не поздоровалась с гостями. Ей явно было не до них.

Братья, чуть послушав, вдруг сделали синхронное движение – зажали правой рукой рот и со скоростью стрижа вылетели из избы. Сомятники грустными глазами уставились на Трифыча.

- Это они от страха, - опустив глаза в пол, пояснил дедок. Его кепка траурно качнулась. Торчащая из мундштука дымящая сигарета напоминало кадило. – Вы-то уедите, а им на рыбалку еще ходить и ходить, на эту реку, да еще ночью…

Троица с сочувствием смотрела на хозяина. Они мысленно уже видели два памятника в одной оградке и с одной фамилией, но под разными фотографиями…

А те неслись по деревне к ближайшему дому, принадлежащему младшему из братьев. Влетев в сени, они заржали так, что зазвенело не только все стеклянное и металлическое, стоящее на полках, но даже посыпался шлак с потолка. Купив у Трифыча копченого сома, весившего более 20 килограммов, троица со слезами на глазах долго прощалась и обнималась с дедком, который успел стать таким родным и близким, и звала его в гости.

Сидевший в кабине шофер, взявшийся отвезти северян на станцию, не сигналил. Его поразила натуральность и трагичность сцены.

Он был местным и никак не мог понять, почему все, кто останавливается у дедка на постой, так проникаются к нему душевной добротой и привязанностью? Он точно знал, что от Трифыча, кроме гадостей, подлянок и неприятностей, ожидать что-то другого просто не мыслимо!

«Чем он их берет? Может, самогон особый? С травками? От этого недомерка всего можно ожидать! – рассуждал про себя водитель. – А в тот раз, каким он меня пойлом опоил? До сих пор ничего не вспомню. Как зерно продал?! Кому?! Хоть режь! Так мало этому козлу, чтоб он своим чертовым мундштуком подавился! Наверняка это он отправил меня на элеватор пустого. Чего я там наговорил? Зато уж там наслушался.… От главного агронома. Сухой сразу стал, будто не пил вовсе. А этот шпынек?! Хоть бы хны! Лыбится из-под кепки, спрашивает: «Много ли зерна в закрома отвез?».

И братья эти не лучше. Он-то знает! Вместе шоферят. Что ж это они наобниматься никак не могут?! Уехать скорей от греха подале. Слава Богу, что не соседи. Вон Федя – сосед.… Сколько терпит.… Все привыкнуть не может никак к их фокусам. Слава Богу, грузятся!»

В поезде троица, посовещавшись, решила, что свет клином не сошелся на этом чертовом соме – речном монстре. Есть и другие крупные рыбы. Так что фото будет! Трифыч тут одно место подсказал. Его друг там егерем работает. Он пособит…

Речной монстр

Однажды шёл домой, шатаясь.
Был пьяный я и сильно злой.
Под деревом пройти пытаясь,
Я больно стyкнyлся башкой.

И ветку, что росла так низко,
Решенье пpинял - отпилить.
Посколькy дом был yже близко,
Пилy пошел я pаздобыть.

Домой пpидя, в шкафy поpывшись,
Женy спpосил я: "Где пила?"
Она ж, глазами окpyглившись:
"Ей-богy, Коля, не пила!"

Умом всех женщин Бог обидел.
Быть может, дело все в п.......?
Хоть я ответ yже пpедвидел,
Спpосил я снова: "Пила где?"

И сделав моpдy yдивленной,
Она в ответ: "Что за дела?
С чего ты взял-то это, милый?
Hигде я, Коля, не пила!"

Склонивши головy чyть влево,
И пpавый свой, пpищypив глаз,
Я ей сказал: "Ты ох@ела?
Сейчас спpошy в последний pаз!"

"Hy, y соседа!" - она блеет,
Сама же смотpит в потолок.
Как стpанно, ведь сосед имеет
Свою пилy и молоток.

"Зачем дала?" - спpосил я стpого.
И от ответа ох@ел.
"- Да, не давала я, ей-богy!"
Тогда, я чуть не пpотpезвел.

"- Да как же, с*ка не давала?"
Во мне вновь злоба ожила,
"- Ведь ты сама сейчас сказала,
Что y соседа, б^я, пила!"

И тyт она, yже заплакав,
Мне невпопад ответ дала:
"-Коль, знала б, что такой болтyн он,
То никогда бы не дала!'

Вот и пойми ты этих женщин!
У них все мОзги набекpень.
Hy, а пилy, хоть и нашел я,
Пилить мне было yже лень.

Слава, вот так лучше.....))))) http://yandex.by/video/search?text=%...Id=5OKEDENT8gE

Я знаю, что к стулу еще не прирос,
И жизнью не загнан в занюханный угол,
И бросить дела для меня не вопрос,
Вот только немножко со временем туго.

Я буду сдувать с одуванчиков дым,
И ворот штормовки пропитывать потом,
И собственным телом, до боли родным,
Кормить комаров по таежным болотам,

Ходить за грибами с разинутым ртом,
Ходить на медведя с двумями стволами,
И все это будет, но только потом,
Когда я чуть-чуть расквитаюсь с делами.

...Я буду под дождиком песни орать,
И жечь костерок, чтобы дым коромыслом,
И водку бессмысленно больше не жрать,
А жрать ее только с особенным смыслом,

Вдыхать через нос, выдыхать через рот,
С природой роднясь генетическим кодом,
Из всех предлагаемых прав и свобод
Себе выбирая лесную свободу,

И чувствовать там, от тебя вдалеке,
Огромную разницу между полами,
И пыл остужать в безымянной реке,
Вот только сперва б расквитаться с делами.

...Как жаль, что моя голубая мечта
Железной трубой начала накрываться,
И привкус не тот, и осанка не та,
И все тяжелее от дел оторваться.

Но точно я знаю, что время придет,
Когда перестану толочь в ступе воду,
Когда я почувствую "полный вперед",
Когда, наконец, обрету я свободу,

Чтоб нервно уже никуда не бежать,
И больше не жить в этом жутком бедламе,
А в тапочках белых спокойно лежать,
Сполна расквитавшись со всеми делами

Письмо Анны Ярославны отцу Ярославу Мудрому

«Здравствуй, разлюбезный мой тятенька! Пишет тебе, князю всея Руси, верная дочь твоя Анечка, Анна Ярославна Рюрикович,
а ныне французская королева. И куды ж ты меня, грешную, заслал? В дырищу вонючую, во Францию, в Париж-городок, будь он неладен!
Ты говорил: французы — умный народ, а они даже печки не знают. Как начнется зима, так давай камин топить.
От него копоть на весь дворец, дым на весь зал, а тепла нет ни капельки. Только русскими бобрами да соболями здесь и спасаюсь.
Вызвала однажды ихних каменщиков, стала объяснять, что такое печка. Чертила, чертила им чертежи — неймут науку, и все тут.
«Мадам, — говорят, — это невозможно». Я отвечаю: «Не поленитесь, поезжайте на Русь, у нас в каждой деревянной избе печка есть,
не то что в каменных палатах». А они мне: «Мадам, мы не верим. Чтобы в доме была каморка с огнем, и пожара не было? О, нон-нон!»
Я им поклялась. Они говорят: «Вы, рюссы, — варвары, скифы, азиаты, это у вас колдовство такое.
Смотрите, мадам, никому, кроме нас, не говорите, а то нас с вами на костре сожгут!»

А едят они, тятенька, знаешь что? Ты не поверишь — лягушек! У нас даже простой народ такое в рот взять постыдится,
а у них герцоги с герцогинями едят, да при этом нахваливают. А еще едят котлеты. Возьмут кусок мяса, отлупят его молотком, зажарят и съедят.
У них ложки византийские еще в новость, а вилок венецейских они и не видывали. Я своему супругу королю Генриху однажды взяла да приготовила курник.
Он прямо руки облизал. «Анкор! — кричит. — Еще!» Я ему приготовила еще. Он снова как закричит: «Анкор!»
Я ему: «Желудок заболит!» Он: «Кес-кё-сэ? — Что это такое?» Я ему растолковала по Клавдию Галену.
Он говорит: «Ты чернокнижница! Смотри, никому не скажи, а то папа римский нас на костре сжечь велит».

В другой раз я Генриху говорю: «Давай научу твоих шутов «Александрию» ставить». Он: «А что это такое?»
Я говорю: «История войн Александра Македонского». — «А кто он такой?» Ну, я ему объяснила по Антисфену Младшему.
Он мне: «О, нон-нон! Это невероятно! Один человек столько стран завоевать не может!» Тогда я ему книжку показала.
Он поморщился брезгливо и говорит: «Я не священник, чтобы столько читать! У нас в Европе ни один король читать не умеет.
Смотри, кому не покажи, а то мои герцоги с графами быстро тебя кинжалами заколют!» Вот такая жизнь тут, тятенька.

А еще приезжали к нам сарацины (арабы). Никто, кроме меня, сарацинской молвою не говорит, пришлось королеве переводчицей стать,
ажно герцоги с графами зубами скрипели. Да этого-то я не боюсь, мои варяги всегда со мной. Иное страшно. Эти сарацины изобрели алькугль (араб. — спирт),
он покрепче даже нашей браги и медовухи, не то что польской водки.
Вот за этим тебе, тятенька, и пишу, чтобы этого алькугля на Русь даже и одного бочонка не пришло. Ни Боженьки!
А то погибель будет русскому человеку. За сим кланяюсь тебе прощавательно, будучи верная дочь твоя Анна Ярославна Рюрикович,
а по мужу Anna Regina Francorum».

А давай по Новогоднему закону –
Всё ненужное оставим за спиной:
Неприятные звонки по телефону,
В одиночестве прошедший выходной...
Неожиданные беды и потери,
Все болезни, что пришли исподтишка...
И откроем в Новый год, с улыбкой, двери.
Свет в душе от новогоднего снежка...
Мы возьмём с собой пакет идей блестящих,
Сумку радости, баулы доброты.
И друзей - таких родных и настоящих...
Не забудем прихватить свои мечты.
В Новый год ворвёмся с белой полосою,
Чистым снегом укрывая негатив,
Чтоб ценить людей с душевной красотою...
Дворик внутреннего мира так красив.
А на ёлочке гирлянда так мигает,
Как надежда, что горит в сердцах людей.
А давай поверим в то, что - не бывает...
И начнётся год хороших новостей!


Ирина Самарина

"Истрийские кошки наглы и самоуверенны, появляются ниоткуда, позируют в качестве одолжения, бесследно исчезают в подворотне, и выглядят почти всегда, как сбой в Матрице."

два нерождённых человека
идут по серой мостовой
их могут видеть только кошки
и то лишь в полной темноте
© Волшебница

Люблю я рыбацкие байки,
-Хоть хлебом меня не корми.
Как рыба сбивается в стайки
И так, происходит с людьми.

У каждого столько историй,
Что хватит на целый журнал.
Тут каждый,- знаток без теорий
И всё что поймал,- рассказал.

Огонь от костра догорает,
Доходит уха в котелке.
И делятся всем, всё что знают
Как эхом ночным по реке.

Здесь каждый бывал "пассажиром"
Потом уже брал их с собой.
Но хвастать не станет мундиром,
Лишь, только немного,- рукой.

А если точнее,-руками,
-Ладонями, что разведёт
"-Не, вру,-вот такая"- словами,
Ну, может немного,- приврёт.

Из серых, разрозненных будней.
Всегда предвкушенья мандраж.
Ведётся отсчёт новолуний.
К рыбалке,- бессонницы стаж.

Давно называет " ичоблей"
Всю рыбу родная жена.
Пора отдохнуть и от воплей,
Прислушавшись к птицам с утра.

На Истре, на Рузе, Можайке,
Какой без друзей интерес?
Люблю я рыбацкие байки,
Без баек, процесс,- не процесс.