Сеть.world. Что нашли и понравилось, дабы не пропало

Вновь нахлынул северный ветер.
Вновь весна заслонилась метелью...
Знаешь, понял я, что на свете
Мы не существуем отдельно!
Мы уже - продолжение друг друга.
Неотъемлемы. Нерасторжимы.
Это - трудно и вовсе не трудно.
Может, мы лишь поэтому живы...
Сколько раз - (я поверить не смею)
Не случайно и не на вынос
Боль твоя становилась моею,
Кровь моя - твоей становилась!..
Только чаще (гораздо чаще!),
Поднимаясь после падений,
Нёс к тебе я свои несчастья,
Неудачи нёс и потери.
Ты науку донорства знала,
Ты мне выговориться не мешала.
Кровью собственной наполняла.
Успокаивала. Утешала...
Плыл закат - то светлей, то багровей...
И с годами у нас с тобою
Стала общею - группа крови,
Одинаковой - группа боли.

Р. Рожденственский

Как отучить кота мешать спать. В 3х актах:

Акт первый
... я к вам за советом.

Есть кот. В коте десять килограммов.
Есть кровать. У кровати высокая мягкая спинка шириной 10-15 сантиметров.
И есть хозяева кота, которые спят на этой кровати.

Ночью кот запрыгивает на спинку кровати и ходит по ней. У кота ночной променад. Но поскольку кот в прошлой жизни был коровой и некоторые особенности перенес в нынешнюю инкарнацию, на четвертой-пятой ходке он теряет равновесие и шмякается вниз.
Если мне везет, кот падает рядом. Если не везет, на мою голову приземляются десять килограммов кота, причем почему-то всегда задницей.

Вопрос: как отучить кота от этой привычки?

Были перепробованы:
- липкие ленты, разложенные на спинке кровати. (В итоге полночи отдирали их от ополоумевшего кота, чуть без скальпа его не оставили).
- нелюбимый котом аромат иланг-иланга. (Кот наплевал на то, что аромат у него нелюбимый).
- мандариновая кожура в больших количествах (Кот брезгливо посшибал шкурки мне на голову, в процессе упал за ними сам).

Что еще можно сделать? С брызгалкой под подушкой я уже спала. Кот удирает, затем возвращается.

Акт второй
Получила много отзывов. Два пошли в дело сразу же.
Как обещала, отчитываюсь.

Я люблю простые и легко реализуемые идеи. Поэтому предложения прибить полочку к кровати, к коту, к своей голове, чтобы ему было удобно на нее падать, были отложены на потом.

Для начала я взяла у ребенка шесть воздушных шариков, надула и зажала пимпочками между стеной и кроватью. Получилось очень красиво. Мы с мужем полюбовались на них и легли спать.

В середине ночи грохнул выстрел. Спросонья я решила, что муж застрелил кота (хотя единственное оружие в нашем доме - это водяной пистолет). Когда включили свет, кот сидел на полу в окружении ошметков синего шарика и недовольно щурился. Ему дали пинка, сдвинули шарики и снова легли спать. Это была наша стратегическая ошибка, доказывающая, как мало мы знаем о котах.

Второй и третий шарики он взорвал минут через двадцать и ускакал, издевательски хохоча. Муж настойчиво попросил меня все убрать и закончить на сегодня с экспериментами. Пока я прятала шарики в шкаф, кот подкрался к самому большому и стукнул по нему лапой.

В чистом итоге: минус четыре шарика, минус два часа сна, минус восемь метров нервных волокон на двоих взрослых. Плюс развлечение коту.

Тогда в дело пошел запасной вариант. Вся спинка кровати была проложена фольгой в несколько слоев, чтобы шуршало громче. Я заверила мужа, что теперь он может спать спокойно: на фольгу кот точно не сунется - побоится.

В общем, почти так и случилось. Кот пришел через пару часов, когда мы заснули. Прыгнул со шкафа на фольгу. Фольга зашуршала, кот страшно перепугался, взвился в воздух и упал на мужа.

В чистом итоге: минус десять метров фольги, минус сорок капель пустырника на двоих взрослых. Плюс развлечение коту.

Акт третий
После того, как фольга и шарики не сработали, я стала думать в другую сторону: как не пускать кота по ночам в спальню.

Первым был использован отпугиватель котов. К сожалению, кот не понял, что это отпугиватель. Зато понял муж, который морщился, принюхивался и в конце концов попросил проветрить комнату. Так что у меня теперь есть отпугиватель мужей, кому нужно -- могу отдать.

Примерно такой же глупостью оказался тазик с водой. Мы поставили его с тем расчетом, что кот будет плескаться и забудет про кровать (он любит воду).
Расчет оправдался наполовину: кот плескался, но про кровать не забыл. Ночью он прискакал к нам, тряся мокрыми лапами. Мне спросонья показалось, что их у него двадцать две. Десятью он наступил мне на лицо, остальными пробежался по одеялу и простыне. Напоследок звонко поцеловал мужа в нос, ткнувшись в него мокрой мордой, с которой капала вода.

После этого муж сказал, что черт с ним, с интерьером, он согласен на полочку.

Принес вечером лакированную доску с бортиком, возился два часа, ругал безвинную кровать и, наконец, присобачил. Я хотела сказать, что пусть лучше на нас падает кот, чем эта фиговина (из-под нее живым бы никто не вылез). Но посмотрела на лицо мужа и решила промолчать. Ладно, думаю, одну ночь поспим -- а потом я ее сниму от греха.

Вдобавок перед сном прибежал ребенок и набросал на нее свои игрушки. Я махнула рукой и не стала ругаться, потому что размышляла, кто из родственников будет растить ребенка, если нас погребет под полочкой.

(Надо сказать, что волновалась я зря: как выяснилось, муж приколотил ее на совесть).

Ночью на полку пришел кот. Вальяжно прогулялся до середины полочки и тронул лапой одну из игрушек.
Это оказался интерактивный хомяк "жу-жу петс".

От прикосновения кошачьей лапы хомяк включился. Призывно воскликнул: "Абузююююю-зы!" и побежал на кота, светясь любовью.

Я бы с радостью рассказала о том, что было дальше. Но врать не стану: мы этого не видели. И вообще кота до утра больше не видели. Хомяк добежал до края полочки и самоубился, как лемминг, прыгнув со скалы в тазик с водой.

Результат: полочку мы сняли.
На спинке кровати теперь сидит сторожевой хомяк.
Кот в комнату не заходит. А если ему случается увидеть хомяка в приоткрытую дверь, он раздувается до размеров манула и в ужасе отступает)))

Михаил Жванецкий

"Софья Генриховна"

Я говорю теще:
- Софья Генриховна, скажите, пожалуйста, не найдется ли у вас свободной минутки достать швейную машинку и подшить мне брюки?
Ноль внимания.
Я говорю теще:
- Софья Генриховна! Я до сих пор в неподшитых брюках. Люди смеются. Я наступаю на собственные штаны. Не найдется ли у вас свободная минутка достать швейную машинку и подшить мне брюки?
Опять ноль внимания.
Тогда я говорю:
- Софья Генриховна! Что вы носитесь по квартире, увеличивая беспорядок? Я вас второй день прошу найти для меня свободную минутку, достать швейную машинку и подшить мне брюки.
- Да-да-да.
Тогда я говорю теще:
- Что "да-да"? Сегодня ровно третий день, как я прошу вас достать швейную машинку. Я, конечно, могу подшить брюки за 5 шекелей, но если вы, старая паскуда, волокли на мне эту машинку 5000 километров, а я теперь должен платить посторонним людям за то, они что подошьют мне брюки, то я не понимаю, зачем я вез вас через три страны, чтобы потом мыкаться по чужим дворам?
- Ой, да-да-да...
- Что "ой, да-да-да"? И тогда я сказал жене:

- Лора! Ты моя жена. Я к тебе ничего не имею. Это твоя мать. Ты ей можешь сказать, чтоб она нашла для меня свободную минутку, достала швейную машинку и подшила мне брюки?! Ты хоть смотрела, как я хожу, в чем я мучаюсь?!

- Да-да.

- Что "да-да"? Твоя мать отбилась от всех.

- Да-да.

- Что "да-да"?

Я тогда сказал теще:

- Софья Генриховна! Сегодня пятый день, как я мучаюсь в подкатанных штанах. Софья Генриховна, я не говорю, что вы старая проститутка. Я не говорю, что единственное, о чем я жалею, что не оставил вас там гнить, а взял сюда, в культурную страну. Я не говорю, что вы испортили всю радость от эмиграции, что вы отравили каждый день и что я вам перевожу все, что вы видите и слышите, потому что такой тупой и беспамятной коровы я не встречал даже в Великую Отечественную войну.

Я вам всего этого не говорю просто потому, что не хочу вас оскорблять. Но если вы сейчас не найдете свободную минутку, не возьмете швейную машинку и не подошьете мне брюки, я вас убью без оскорблений, без нервов, на глазах моей жены Лоры, вашей бывшей дочери.

- Да-да-да. Пусть Лора возьмет...

- Что Лора возьмет? У вашей Лоры все руки растут из задницы. Она пришьет себя к кровати - это ваше воспитание.

- Софья Генриховна! Я не хочу вас пугать. Вы как-то говорили, что хотели бы жить отдельно. Так вот, если вы сию секунду не найдете свободной минутки, не достанете швейную машинку и не подошьете мне брюки, вы будете жить настолько отдельно, что вы не найдете вокруг живой души, не то что мужчину. Что вы носитесь по моей квартире, как лошадь без повозки, что вы хватаете телефон? Это же не вам звонят. Вы что, не видите, как я лежу без брюк? Вы что, не можете достать швейную машинку и подшить мне брюки?

- Да-да-да...

- Все!!! Я ухожу, я беру развод, я на эти пять шекелей выпью, я удавлюсь. Вы меня не увидите столько дней, сколько я просил вас подшить мне брюки.

- Да-да-да...

Я пошел к Арону:

- Слушай, Арон ты можешь за пять шекелей подшить мне брюки?

- Что такое? - сказал Арон. - Что случилось? Что, твоя теща Софья Генриховна, не может найти свободную минуту, достать швейную машину и подшить тебе брюки?

- Может, - сказал я. - Но я хочу дать заработать тебе. Ты меня понял?

- Нет, - сказал Арон, и за 20 минут подшил мне брюки.

Грустная сказка на ночь. А вы бы так смогли?
Руки подрагивали — я вздохнул поглубже, крепче взялся за руль...
Нет, в Бога я, конечно, верю, но — не так. Праведники, рай... не то. Слишком хорошо. А правда хорошей не бывает. И плохой не бывает, она — никакая, она — правда. А если только хорошо, так это не правда, сказка, и только...

Я знал, что это случится. Все знали. Да разве к смерти подготовишься? Даже собачьей — когда собаке пятнадцать, когда пятнадцать лет собака рядом... это смерть близкого. Вот и случилось: однажды Рыжий не встал. Лежал и смотрел. Ни еда, ни вода — ничего. Всё.
Врач сказал, пора усыплять. Пока не больно, надо. Так гуманно, так лучше, вот что сказал врач.
Усыплять... моей Настеньке шесть. Было бы проще, если б само: встали, Рыжий — мёртвый, поплакали... Но пёс живой, куда деть его так, чтоб Настя поняла?..
Жена объяснила, как могла. Поняла дочка, нет — не знаю. Только ночь не спала, а сюда ехали — Рыжего я назад положил — так рядом села, смотрела... Он был ей старшим другом, она не знала, что короток собачий век. Не плакала, правда. И что ей жена сказала?..
Положили пса на стол.
Врач был готов, а я — нет. Вышел, в коридор, с Настенькой... жена осталась. Так бы всё и кончилось, да только... дверь распахнулась с треском, жена выскочила, в слезах, и мне на грудь:
- Не могу! Не могу... - прошептала. - Пошли, - потянула к выходу. Настя оглянулась на дверь, где остался пёс. Я остановился:
- Так не годится...
Врач обернулся, шприц замер в его руке — я вошёл в кабинет:
- Постойте.
- Я с тобой, - Настюша взяла меня за руку.
- Останься.
- Я с тобой! - уцепилась — ни в какую.
Врач убрал шприц, Настя подошла к Рыжему:
- Он заснёт?
Врач опустил взгляд, снял перчатки и вышел в боковую комнатку.
- Заснёт.
- А когда проснётся?
Я глянул на Рыжего — пёс недвижно смотрел на дверь, куда вышел врач.
- Понимаешь... Рыжий не проснётся.
- После ночи все просыпаются...
- Это... другая ночь, - я погладил дочь по голове, - и сон другой. Хороший сон... никто не хочет просыпаться. И Рыжий не захочет...
Мы присели на кушетку, Настенька прильнула.
- Я тоже не хочу вставать в садик...
- Вот видишь, - я обнял. - Вот и Рыжий... не захочет. Он уснёт, и всё, понимаешь? Ему станет хорошо. Ему приснишься ты... я, мама. Бабушка... помнишь бабушку? - Настя кивнула. - Бабушка любила Рыжего, помнишь? Любила, пока... не заснула. Так вот, они встретятся.
- Где? - глаза дочурки распахнулись.
- Ну там... во сне. Там все встречаются. О чём мечтал — там сбудется...
- А Рыжий... о чём мечтал? - Настенька обхватила меня ручками.
- Не знаю. Но мечтал. Все мечтают. Что хотел, то и получит... такой вот сон.
- А кто ему даст? - ручки стали слабеть — бессонная ночь.
- Что?
- Ну, что он получит? - пробормотала невнятно.
- Не знаю... Бог, наверное, - я прижал дочку крепче. - Всем даёт. Добрым — доброе...
- А злым? - сонно отозвалась доченька.
- Злые не спят, они... умирают.
Она умолкла, потом головка свесилась, тельце обмякло — заснула.
Показался врач, он подошёл к Рыжему — собака лежала с открытыми глазами.
- Э!.. - ветеринар посветил Рыжему в глаз, - собачка-то умерла!
- Заснула... - я взял дочурку на руки. - Мы пойдём... - Врач кивнул, я вышел.
Жена, в слезах, бросилась навстречу, я приложил палец:
- Спит...
- Что ты ей рассказывал?! - прошептала она.
- Сказку... на ночь.

Я вздохнул ещё раз — дрожь в руках унялась, успокоился.
Жена молчала, Настюша посапывала у неё на коленях.
Я посмотрел — жена улыбнулась, всё хорошо...
Хорошо, когда правда похожа на сказку.

Вы когда-нибудь обращали внимание, как они смотрят?! Стоит на долю секунды задержать на них взгляд - и надежда - "Ты меня?" А потом, глаза гаснут… Становятся тоскливыми и отводятся в сторону. Им - стыдно за нас.

А мне вот хочется плакать, когда я вижу такие глаза...

И я бегу в ближайшый магазин чтобы купить ему(ей) хотябы что-то и покормить.... хотябы покормить...

Бездомные собаки… Бездомные кошки… Породистые и беспородные - бездомные, брошенные - нами.
Несмышленые, ещё голубые глаза на неустойчиво дрожащих лапках - по среди тротуара - он уже брошен.

Ползающие на дороге, почти новорожденные котята, выброшенные "аккуратным" дворником из подъезда.

Роющиеся в мусорнике тонкохвостые щенки… Моему котику - нужна кошечка, моей кошечке - нужен котик. Для здоровья, для удовольствия. От бессилия перед этой бездушной и страшной жестокости - сжимается сердце - это начало...

Страна, где самое большое число детей сирот на душу населения, - большинство из которых "имеет" живых родителей. Самое не большое число детских домов, - в которых нет места всем детям "сиротам". Часть из них бомжуют на улицах городов, зарабатывая себе на клей - они брошены.

Страна, где самое большое число бездомных или "домашних", но нищенствующих и голодных, обессиленных тружеников кормильцев - наших стариков.

Они решают проблемы сами - они уходят…

Одинокие, несчастные, обиженные люди - родившие нас.

Они - брошены.

Но где уж при этом думать еще и о самом большом количестве бездомных животных на душу населения. Эту проблему решаем - отстреливаем, усыпляем, шьём шапки.

Но что мы ещё можем сделать правильнее, чем при виде молящих глаз бездомной дворняги или от озябшего, дрожащего детёныша кошки, отвернуться, отвести взгляд и постараться о них забыть. Не думать - забыть, забыть, забыть! Скоро, их тоже будет самое большое число на душу населения.

Мы - удивительные люди.
Мы - цивилизованные люди.
Мы пользуемся электроплитами и электрокофеварками.
Мы посещаем театры и изучаем историю.
Мы строим города.
Мы строим церкви.
Чтобы, кинуться затем, в этой церкви на колени - Господи!
Прости нам грехи наши!

В надежде, что не отведёт он взгляд от молящих глаз наших, чтобы отвернуться и о нас не думать - забыть, забыть, забыть…

Потому что ещё надеется, что не потеряны мы окончательно. И что, если нет нашего права судить, и стерилизовать матерей "сирот" наших, присмотреть и обеспечить стариков наших, то хоть за братьев наших меньших встрепенётся сердце подумать, - а это начало…

А там и до сирот, и до стариков дело дойдёт. У наших детей.

А пока мы отводим взгляд от бедних просящих глаз собаки или брошеной, голодной кошки, обижаем и издеваемся над ними, Мы - самые жестокие существа.. на самом деле многие из нас именно такие!!....

Виктор Сергеев (С)

Мои лапки вновь замерзли,
Пнули снова во дворе,
Лишь за то, что я бездомный
Подошел к людской норе…

Что я вас кусать собрался?
Иль царапать и шипеть?
Подружиться собирался
Гладился о ноги ведь.

Неприятен оказался,
Хоть я чистый и босой,
А я так хотел и рвался
В место, что зовут, домой…

Не виновны мои ушки,
Что оставили меня
Возле дома, на опушке,
Прямо на исходе дня.

Я смотрел в глаза что прежде
Мне дороже были всех.
Что я глупый? Иль невежда?
Я мешаю? Лезет мех?

Я и плакал и мурлыкал,
Но всежь скрылись, не пришли
Сел на камушке захныкал,
Помолился, что б нашли…

Ведь у нас есть тоже Боги,
Помогают, все простят
Ну а коль протянем ноги-
Приласкают, приютят.

Но сейчас я жив и буду,
Не хочу я вновь грустить,
Я вам людям все забуду,
Все грехи готов простить.

За того, кто не ударит,
Лишь за то что побежал,
Кто любовь свою подарит,
На коленях что б лежал.

Что б мурлыкал лучше песен,
Что б ласкался, согревал,
Что б играли с другом вместе,
Что б меня он обнимал.

Мне ведь многого не надо,
Ничего я не прошу,
В уголке я тихо лягу
Даже "мяу" не скажу

Кто полюбит - не обидит,
Не оставит погибать,
Он в моих глазах увидит,
Что я жизнь готов отдать

Мои лапки вновь замерзли
Посмотрите, весь в слезах,
Ой, а я любовь увидел.
У того кто взял, в глазах....

1. Когда вы летите в самолете, ваши волосы растут в 2 раза быстрее.
2. ДНК человека на 30% совпадает с ДНК салата.
3. Чихнуть с открытыми глазами невозможно.
4. Глобальное потепление лишит человечество пива.
5. Люди с голубыми глазами более чувствительны к боли, чем все остальные.
6. Пчёлы умеют считать до четырёх.
7. Если кричать на стакан воды в течении 80 лет, то можно его вскипятить.
8. Таракан живёт без головы 9 дней, после чего умирает от голода.
9. В Windows нельзя создать папку с названием «Con», этим словом в детстве обзывали Билла Гейтса.
10. Если бы коку-колу не подкрашивали ,она была бы зеленая .
11. Фильм Титаник стоил больше, чем сам Титаник .
12. Сальвадор Дали нарисовал логотип для «Чупа-чупс» .

13. В лимоне содержится больше сахара,чем в клубнике.
14. Чаплин занял третье место на конкурсе двойников Чаплина .
15. Дети растут быстрее весной .
16. Кошка спит 70% своей жизни .
17. Большинство ограблений происходит по вторникам.
18. Если акула плывет вверх ногами, она может впасть в кому.
19. Испуганный человек видит лучше.
20. ОК — самое популярное в мире слово.
21. Улитка может спать 3 года.
22. Флаг Аляски создал 13-летний мальчик.
23. Чаще всего в английских библиотеках воруют Книгу рекордов Гиннесса.
24. В пустыне Сахара однажды — 18 февраля 1979 г. — шел снег.
25. В Сиене, Италия, нельзя быть проституткой, если тебя зовут Мария.
26. В казино Лас-Вегаса нет часов.
27. Ни один лист бумаги невозможно сложить пополам больше семи раз.
28. American Airlines сэкономили 40 000 долларов, изъяв всего лишь одну оливку из салатов, подаваемых пассажирам первого класса.
29. Венера единственная планета Солнечной системы, вращающаяся против часовой стрелки.
30. В среднем, 100 человек ежегодно гибнут, подавившись шариковой ручкой.
31. Лизнуть собственный локоть человеку невозможно анатомически.
32. Ежедневно жители США съедают 18 гектаров пиццы.
33. Почти все, кто прочитал этот текст, попытались лизнуть свой локоть.
34. Нос растет в течении всей жизни человека.
35. В русском и английском языках нет слова для названия обратной части колена.
36. Отпечатки языка у всех людей индивидуальны.
37. На теле одного человека живет больше живых организмов, чем людей на Земле.
38. Один волос может выдержать вес в 3 кг.
39. Если сложить все числа, нанесенные на колесо рулетки для казино, то получится магическое число 666.
40. Компания Coca-Cola долгое время не могла подобрать свое название для продажи в Китае. Дело в том, что китайцы произносят название этого напитка как «Кекукела», что означает «Кусай Воскового Головастика». Компания была вынуждена перебрать 40 тыс. вариантов написания своей торговой марки, прежде чем было выбрано «Коку Коле», что означает «Счастье во Рту».
42. В архивах в Смитсоновского института в Вашингтоне, округ Колумбия, найдены две идентичные снежинки,сохраняющиеся в холодильнике.
43. Если у вас одна ноздря закрыта в течение 72 часов, вы будете медленно терять способность видеть цвета.(Ваш взгляд мгновенно вернётся к нормальному состоянию,когда вы отпустите ноздрю.)
44. Облака не могут двигаться на юго-запад.

:mrgreen:кое-что я знала, кое-что повеселило.
но!!!
кто проверял №№ 6 и 7?
Где у акулы ноги?
и неужели, учитывая, что почти все попытались лизнуть свой локоть, так вот неужели ни один не попытался закрыть себе одну ноздрю на 72 часа?:cool:
:mrgreen:

Ловля ерша на балансир

Фото-ретроспектива из 20 частей о Второй мировой войне (много фото с комментариями):
http://bigpicture.ru/?page_id=187056

Фотографии времен Первой мировой войны, запрещенные цензурой:
http://netflip.ru/m/FohXk1VXcEN1TwuCP4FwlAp1/

10 цитат Паоло Коэльо

1. Если спросишь, хорошо ли мне с тобой, я отвечу: «Да». Но если спросишь, смогу ли я жить без тебя, я отвечу то же самое.

2. Только одно делает исполнение мечты невозможным - это страх неудачи.

3. Счастье иногда нисходит к нам как благодать, но гораздо чаще - это победа и преодоление.

4. Там, где нас ждут, мы всегда оказываемся точно в срок.

5. Когда вокруг тебя одни и те же люди - ... - то вроде бы само собой получается, что они входят в твою жизнь. А войдя в твою жизнь, они через некоторое время желают ее изменить. А если ты не становишься таким, каким они хотят тебя видеть, обижаются. Каждый ведь совершенно точно знает, как именно надо жить на свете. Только свою собственную жизнь никто почему-то наладить не может.

6. Когда любишь, то способен стать кем угодно. Когда любишь, совершенно не нужно понимать, что происходит, ибо все происходит внутри нас, так что человек вполне способен обернуться ветром.

7. Любовь - это то единственное, что обостряет ум, будит творческую фантазию, то, что очищает нас и освобождает.

8. Любовь — это не привычка, не компромисс, не сомнение. Это не то, чему учит нас романтическая музыка. Любовь — есть… Без уточнений и определений. Люби — и не спрашивай. Просто люби.

9. Ребенок может научить взрослого трем вещам: радоваться без всякой причины, всегда находить себе занятие и настаивать на своем.

10. Не имеет значения, что думают другие – поскольку они в любом случае что-нибудь подумают. Так что расслабься.

многабукаффф
плакала.

Валентина Александровна Осеева
БАБКА

Бабка была тучная, широкая, с мягким, певучим голосом. В старой вязаной кофте, с подоткнутой за пояс юбкой расхаживала она по комнатам, неожиданно появляясь перед глазами как большая тень.
— Всю квартиру собой заполонила!.. — ворчал Борькин отец.
А мать робко возражала ему:
— Старый человек... Куда же ей деться?
— Зажилась на свете... — вздыхал отец. — В инвалидном доме ей место — вот где!
Все в доме, не исключая и Борьки, смотрели на бабку как на совершенно лишнего человека.

* * *

Бабка спала на сундуке. Всю ночь она тяжело ворочалась с боку на бок, а утром вставала раньше всех и гремела в кухне посудой. Потом будила зятя и дочь:
— Самовар поспел. Вставайте! Попейте горяченького-то на дорожку...
Подходила к Борьке:
— Вставай, батюшка мой, в школу пора!
— Зачем? — сонным голосом спрашивал Борька.
— В школу зачем? Темный человек глух и нем — вот зачем!
Борька прятал голову под одеяло:
— Иди ты, бабка...
— Я-то пойду, да мне не к спеху, а вот тебе к спеху.
— Мама! — кричал Борька. — Чего она тут гудит над ухом, как шмель?
— Боря, вставай! — стучал в стенку отец. — А вы, мать, отойдите от него, не надоедайте с утра.
Но бабка не уходила. Она натягивала на Борьку чулки, фуфайку. Грузным телом колыхалась перед его кроватью, мягко шлепала туфлями по комнатам, гремела тазом и все что-то приговаривала.
В сенях отец шаркал веником.
— А куда вы, мать, галоши дели? Каждый раз во все углы тыкаешься из-за них!
Бабка торопилась к нему на помощь.
— Да вот они, Петруша, на самом виду. Вчерась уж очень грязны были, я их обмыла и поставила.
Отец хлопал дверью. За ним торопливо выбегал Борька. На лестнице бабка совала ему в сумку яблоко или конфету, а в карман чистый носовой платок.
— Да ну тебя! — отмахивался Борька. — Раньше не могла дать! Опоздаю вот...
Потом уходила на работу мать. Она оставляла бабке продукты и уговаривала ее не тратить лишнего:
— Поэкономней, мама. Петя и так сердится: у него ведь четыре рта на шее.
— Чей род — того и рот, — вздыхала бабка.
— Да я не о вас говорю! — смягчалась дочь. — Вообще расходы большие... Поаккуратнее, мама, с жирами. Боре пожирней, Пете пожирней...
Потом сыпались на бабку другие наставления. Бабка принимала их молча, без возражений.
Когда дочь уходила, она начинала хозяйничать. Чистила, мыла, варила, потом вынимала из сундука спицы и вязала. Спицы двигались в бабкиных пальцах то быстро, то медленно — по ходу ее мыслей. Иногда совсем останавливались, падали на колени, и бабка качала головой:
— Так-то, голубчики мои... Не просто, не просто жить на свете!
Приходил из школы Борька, сбрасывал на руки бабке пальто и шапку, швырял на стул сумку с книгами и кричал:
— Бабка, поесть!
Бабка прятала вязанье, торопливо накрывала на стол и, скрестив на животе руки, следила, как Борька ест. В эти часы как-то невольно Борька чувствовал бабку своим, близким человеком. Он охотно рассказывал ей об уроках, товарищах.
Бабка слушала его любовно, с большим вниманием, приговаривая:
— Все хорошо, Борюшка: и плохое и хорошее хорошо. От плохого человек крепче делается, от хорошего душа у него зацветает.
Иногда Борька жаловался на родителей:
— Обещал отец портфель. Все пятиклассники с портфелями ходят!
Бабка обещала поговорить с матерью и выговаривала Борьке портфель.
Наевшись, Борька отодвигал от себя тарелку:
— Вкусный кисель сегодня! Ты ела, бабка?
— Ела, ела, — кивала головой бабка. — Не заботься обо мне, Борюшка, я, спасибо, сыта и здрава.
Потом вдруг, глядя на Борьку выцветшими глазами, долго жевала она беззубым ртом какие-то слова. Щеки ее покрывались рябью, и голос понижался до шепота:
— Вырастешь, Борюшка, не бросай мать, заботься о матери. Старое что малое. В старину говаривали: трудней всего три вещи в жизни — богу молиться, долги платить да родителей кормить. Так-то, Борюшка, голубчик!
— Я мать не брошу. Это в старину, может, такие люди были, а я не такой!
— Вот и хорошо, Борюшка! Будешь поить-кормить да подавать с ласкою? А уж бабка твоя на это с того света радоваться будет.
— Ладно. Только мертвой не приходи, — говорил Борька.
После Обеда, если Борька оставался дома, бабка подавала ему газету и, присаживаясь рядом, просила:
— Почитай что-нибудь из газеты, Борюшка: кто живет, а кто мается на белом свете.
— «Почитай»! — ворчал Борька. — Сама не маленькая!
— Да что ж, коли не умею я.
Борька засовывал руки в карманы и становился похожим на отца.
— Ленишься! Сколько я тебя учил? Давай тетрадку!
Бабка доставала из сундука тетрадку, карандаш, очки.
— Да зачем тебе очки? Все равно ты буквы не знаешь.
— Все как-то явственней в них, Борюшка.
Начинался урок. Бабка старательно выводила буквы: «ш» и «т» не давались ей никак.
— Опять лишнюю палку приставила! — сердился Борька.
— Ох! — пугалась бабка. — Не сосчитаю никак.
— Хорошо, ты при Советской власти живешь, а то в царское время знаешь как тебя драли бы за это? Мое почтение!
— Верно, верно, Борюшка. Бог — судья, солдат — свидетель. Жаловаться было некому.
Со двора доносился визг ребят.
— Давай пальто, бабка, скорей, некогда мне!
Бабка опять оставалась одна. Поправив на носу очки, она осторожно развертывала газету, подходила к окну и долго, мучительно вглядывалась в черные строки. Буквы, как жучки, то расползались перед глазами, то, натыкаясь друг на дружку, сбивались в кучу. Неожиданно выпрыгивала откуда-то знакомая трудная буква. Бабка поспешно зажимала ее толстым пальцем и торопилась к столу.
— Три палки... три палки... — радовалась она.

* * *

Досаждали бабке забавы внука. То летали по комнате белые, как голуби, вырезанные из бумаги самолеты. Описав под потолком круг, они застревали в масленке, падали на бабкину голову. То являлся Борька с новой игрой — в «чеканочку». Завязав в тряпочку пятак, он бешено прыгал по комнате, подбрасывая его ногой. При этом, охваченный азартом игры, он натыкался на все окружающие предметы. А бабка бегала за ним и растерянно повторяла:
— Батюшки, батюшки... Да что же это за игра такая? Да ведь ты все в доме переколотишь!
— Бабка, не мешай! — задыхался Борька.
— Да ногами-то зачем, голубчик? Руками-то безопасней ведь.
— Отстань, бабка! Что ты понимаешь? Ногами надо.

* * *

Пришел к Борьке товарищ. Товарищ сказал:
— Здравствуйте, бабушка!
Борька весело подтолкнул его локтем:
— Идем, идем! Можешь с ней не здороваться. Она у нас старая старушенция.
Бабка одернула кофту, поправила платок и тихо пошевелила губами:
— Обидеть — что ударить, приласкать — надо слова искать.
А в соседней комнате товарищ говорил Борьке:
— А с нашей бабушкой всегда здороваются. И свои, и чужие. Она у нас главная.
— Как это — главная? — заинтересовался Борька.
— Ну, старенькая... всех вырастила. Ее нельзя обижать. А что же ты со своей-то так? Смотри, отец взгреет за это.
— Не взгреет! — нахмурился Борька. — Он сам с ней не здоровается.
Товарищ покачал головой.
— Чудно! Теперь старых все уважают. Советская власть знаешь как за них заступается! Вот у одних в нашем дворе старичку плохо жилось, так ему теперь они платят. Суд постановил. А стыдно-то как перед всеми, жуть!
— Да мы свою бабку не обижаем, — покраснел Борька. — Она у нас... сыта и здрава.
Прощаясь с товарищем, Борька задержал его у дверей.
— Бабка, — нетерпеливо крикнул он, — иди сюда!
— Иду, иду! — заковыляла из кухни бабка.
— Вот, — сказал товарищу Борька, — попрощайся с моей бабушкой.
После этого разговора Борька часто ни с того ни с сего спрашивал бабку:
— Обижаем мы тебя?
А родителям говорил:
— Наша бабка лучше всех, а живет хуже всех — никто о ней не заботится.
Мать удивлялась, а отец сердился:
— Кто это тебя научил родителей осуждать? Смотри у меня — мал еще!
И, разволновавшись, набрасывался на бабку:
— Вы, что ли, мамаша, ребенка учите? Если недовольны нами, могли бы сами сказать.
Бабка, мягко улыбаясь, качала головой:
— Не я учу — жизнь учит. А вам бы, глупые, радоваться надо. Для вас сын растет! Я свое отжила на свете, а ваша старость впереди. Что убьете, то не вернете.

* * *

Перед праздником возилась бабка до полуночи в кухне. Гладила, чистила, пекла. Утром поздравляла домашних, подавала чистое глаженое белье, дарила носки, шарфы, платочки.
Отец, примеряя носки, кряхтел от удовольствия:
— Угодили вы мне, мамаша! Очень хорошо, спасибо вам, мамаша!
Борька удивлялся:
— Когда это ты навязала, бабка? Ведь у тебя глаза старые — еще ослепнешь!
Бабка улыбалась морщинистым лицом.
Около носа у нее была большая бородавка. Борьку эта бородавка забавляла.
— Какой петух тебя клюнул? — смеялся он.
— Да вот выросла, что поделаешь!
Борьку вообще интересовало бабкино лицо.
Были на этом лице разные морщины: глубокие, мелкие, тонкие, как ниточки, и широкие, вырытые годами.
— Чего это ты такая разрисованная? Старая очень? — спрашивал он.
Бабка задумывалась.
— По морщинам, голубчик, жизнь человеческую, как по книге, можно читать.
— Как же это? Маршрут, что ли?
— Какой маршрут? Просто горе и нужда здесь расписались. Детей хоронила, плакала — ложились на лицо морщины. Нужду терпела, билась — опять морщины. Мужа на войне убили — много слез было, много и морщин осталось. Большой дождь и тот в земле ямки роет.
Слушал Борька и со страхом глядел в зеркало: мало ли он поревел в своей жизни — неужели все лицо такими нитками затянется?
— Иди ты, бабка! — ворчал он. — Наговоришь всегда глупостей...

* * *

Когда в доме бывали гости, наряжалась бабка в чистую ситцевую кофту, белую с красными полосками, и чинно сидела за столом. При этом следила она в оба глаза за Борькой, а тот, делая ей гримасы, таскал со стола конфеты. У бабки лицо покрывалось пятнами, но сказать при гостях она не могла. Подавали на стол дочь и зять и делали вид, что мамаша занимает в доме почетное место, чтобы люди плохого не сказали. Зато после ухода гостей бабке доставалось за все: и за почетное место, и за Борькины конфеты.
— Я вам, мамаша, не мальчик, чтобы за столом подавать, — сердился Борькин отец.
— И если уж сидите, мамаша, сложа руки, то хоть за мальчишкой приглядели бы: ведь все конфеты потаскал! — добавляла мать.
— Да что же я с ним сделаю-то, милые мои, когда он при гостях вольным делается? Что спил, что съел — царь коленом не выдавит, — плакалась бабка.
В Борьке шевелилось раздражение против родителей, и он думал про себя: «Вот будете старыми, я вам покажу тогда!»

* * *

Была у бабки заветная шкатулка с двумя замками; никто из домашних не интересовался этой шкатулкой. И дочь и зять хорошо знали, что денег у бабки нет. Прятала в ней бабка какие-то вещицы «на смерть». Борьку одолевало любопытство.
— Что у тебя там, бабка?
— Вот помру — все ваше будет! — сердилась она. — Оставь ты меня в покое, не лезу я к твоим-то вещам!
Раз Борька застал бабку спящей в кресле. Он открыл сундук, взял шкатулку и заперся в своей комнате. Бабка проснулась, увидала открытый сундук, охнула и припала к двери.
Борька дразнился, гремя замками:
— Все равно открою!..
Бабка заплакала, отошла в свой угол, легла на сундук.
Тогда Борька испугался, открыл дверь, бросил ей шкатулку и убежал.
— Все равно возьму у тебя, мне как раз такая нужна, — дразнился он потом.

* * *

За последнее время бабка вдруг сгорбилась, спина у нее стала круглая, ходила она тише и все присаживалась.
— В землю врастает, — шутил отец.
— Не смейся ты над старым человеком, — обижалась мать.
А бабке в кухне говорила:
— Что это вы, мама, как черепаха, по комнате двигаетесь? Пошлешь вас за чем-нибудь и назад не дождешься.

* * *

Умерла бабка перед майским праздником. Умерла одна, сидя в кресле с вязаньем в руках: лежал на коленях недоконченный носок, на полу — клубок ниток. Ждала, видно, Борьку. Стоял на столе готовый прибор. Но обедать Борька не стал. Он долго глядел на мертвую бабку и вдруг опрометью бросился из комнаты. Бегал по улицам и боялся вернуться домой. А когда осторожно открыл дверь, отец и мать были уже дома.
Бабка, наряженная, как для гостей, — в белой кофте с красными полосками, лежала на столе. Мать плакала, а отец вполголоса утешал ее:
— Что же делать? Пожила, и довольно. Мы ее не обижали, терпели и неудобства и расход.

* * *

В комнату набились соседи. Борька стоял у бабки в ногах и с любопытством рассматривал ее. Лицо у бабки было обыкновенное, только
бородавка побелела, а морщин стало меньше.
Ночью Борьке было страшно: он боялся, что бабка слезет со стола и подойдет к его постели. «Хоть бы унесли ее скорее!» — думал он.
На другой день бабку схоронили. Когда шли на кладбище, Борька беспокоился, что уронят гроб, а когда заглянул в глубокую яму, то поспешно спрятался за спину отца.
Домой шли медленно. Провожали соседи. Борька забежал вперед, открыл свою дверь и на цыпочках прошел мимо бабкиного кресла. Тяжелый сундук, обитый железом, выпирал на середину комнаты; теплое лоскутное одеяло и подушка были сложены в углу.
Борька постоял у окна, поковырял пальцем прошлогоднюю замазку и открыл дверь в кухню. Под умывальником отец, засучив рукава, мыл галоши; вода затекала на подкладку, брызгала на стены. Мать гремела посудой. Борька вышел на лестницу, сел на перила и съехал вниз.
Вернувшись со двора, он застал мать сидящей перед раскрытым сундуком. На полу была свалена всякая рухлядь. Пахло залежавшимися вещами.
Мать вынула смятый рыжий башмачок и осторожно расправила его пальцами.
— Мой еще, — сказала она и низко наклонилась над сундуком. — Мой...
На самом дне загремела шкатулка. Борька присел на корточки. Отец потрепал его по плечу:
— Ну что же, наследник, разбогатеем сейчас!
Борька искоса взглянул на него.
— Без ключей не открыть, — сказал он и отвернулся.
Ключей долго не могли найти: они были спрятаны в кармане бабкиной кофты. Когда отец встряхнул кофту и ключи со звоном упали на пол, у Борьки отчего-то сжалось сердце.
Шкатулку открыли. Отец вынул тугой сверток: в нем были теплые варежки для Борьки, носки для зятя и безрукавка для дочери. За ними следовала вышитая рубашка из старинного выцветшего шелка — тоже для Борьки. В самом углу лежал пакетик с леденцами, перевязанный красной ленточкой. На пакетике что-то было написано большими печатными буквами. Отец повертел
его в руках, прищурился и громко прочел:
— «Внуку моему Борюшке».
Борька вдруг побледнел, вырвал у него пакет и убежал на улицу. Там, присев у чужих ворот, долго вглядывался он в бабкины каракули: «Внуку моему Борюшке».
В букве «ш» было четыре палочки.
«Не научилась!» — подумал Борька. И вдруг, как живая, встала перед ним бабка — тихая, виноватая, не выучившая урока.
Борька растерянно оглянулся на свой дом и, зажав в руке пакетик, побрел по улице вдоль чужого длинного забора...
Домой он пришел поздно вечером; глаза у него распухли от слез, к коленкам пристала свежая глина.
Бабкин пакетик он положил к себе под подушку и, закрывшись с головой одеялом, подумал: «Не придет утром бабка!»

Спасибо Уклейка, почитал с удовольствием, такая литература формирует правильного человека и греет душу.