Не, не сырть, конечно. И не Йосик-плуг. Вы же умный человек, вы догадаетесь, почему Йосика так через чёрточку пишут. Йосик умеет посчитать волосины на своём носе, не собирая глаза у кучу. Ну таки я приехал. И шо я вижу? Один большой цорэс из-за кучи маленьких, но вредных причин. Первая – вода большая и мутная, как самогонка у гоев, хотя на небе уже неделю тучки искать надо. Вторая – всё усеяно этой едой для Э́льца, которая везде.
Уговорить его клевать в таких условиях – это то же самое, что купить у Гирша в лавке «Свечи для подсвечников и от геммороя» семь свечек по девять копеек за штуку (и сторговать по пять), а назавтра продать ему же по двенадцать. Это невозможно. Даже помыслить. Но я отважился, а что делать? Поймал. Он покакал этими тварями мне в руку, а потом его стошнило ими же. Его живот просто трэскаецца от этих летунов, он похож на живот Берла. Вы не знаете про эту легенду? Я вам расскажу за выдающийся в обоих смыслах живот Берла. Берл купил на рынке у Кривой Ривки шесть курочек, чтобы как цадик сделать их кошерно. Он нёс их домой. Три держал в левой руке за лапки, а три в правой. Ну с этого был немножко вэрхал. Он подошёл к своим воротам. А ворота те были закрыты и высотой в пять аршин. И это неспроста. Потому что местечковые мальчики раньше постоянно пялились на его жену Фейгу, когда она что-нибудь работала во дворе. Ну не на неё, а на её цыцы. О-о-о, это были цЫцЫ с двумя большими Ы. Когда она садилась, они растекались у неё по коленям. Так чтобы этих безобразий не было, Берл и поставил высокий забор и ворота. Руки заняты, ну Берл и толкнул ворота животом. Они упали. Вместе с двумя столбами и третьим пыли. Его собачка Гузик (не Тузик, а Гузик, потому что громадный блестящий нос с двумя дырками был похож на пуговицы на сюртуке ребе Хаима), в дюйме от носа которого просвистели ворота, опи́сался и два дня не выходил из будки. Так о чём это я? Это в пьяного гоя без труда войдёт ещё сколько угодно самогонки. А сытый и оттого всемеро хитрый Э́лец – это издевательство над всеми благочестивыми и праведными. Потому что воздержаться от плохих слов очень сложно. Потому что обрывистый берег становится моей личной Стеной Плача, где я стенаю от бессилия, и отчего я такой шлимазл. Два жалких фунта носатых хитрованов, в которых точно треть – эти двухвостые хитиновые недотёпы, поехали до дому. Ой, вэй!
Прокомментировать: