Сеть.world. Что нашли и понравилось, дабы не пропало

ЗАДУШЕВНЫЙ РАЗГОВОР

Козел горячился:
- Тоже придумали! Слыхано ли дело - не пускать козла в огород?
Баран был холоден.
- Забор поставили, - горячился Козел. - Высокий забор, а посредине ворота...
- Что? - оживился Баран. - Новые ворота?
- Не знаю, какие они там - новые или старые.
- Вы что же - не рассмотрели?
- Отстаньте, - холодно бросил Козел. - Какое это может иметь значение?
- Ну как же не может? Ну как же не может иметь? - горячился Баран. - Ну как же это не может иметь значения?
Козел был холоден.
- Если не ворота, - горячился Баран, - тогда зачем все? И зачем тогда городить огород?
- Да, да, зачем? - загорелся Козел. - Я то же самое спрашиваю.
- Я не знаю, - пожал плечами Баран.
- Нет уж, скажите, - горячился Козел. - Вы мне ответьте: зачем городить огород!
Баран был холоден.
- Вот так - нагородят, - горячился Козел, - не пролезешь ни в какие ворота.
- Ворота?..
Баран горячился - Козел был холоден.
Козел горячился - Баран был холоден.
И до чего же приятно - встретиться вот так, поговорить о том, что волнует обоих...
Феликс Кривин

Автобиография мужская

Я, Круглов Степан Григорьевич, из Ухты, до 1966 года находился в городе Тула с родителями и отцом на излечении, так как ему требовалась тишина.
В 1968 году, узнав, что страна остро нуждается в гидротехниках, начал поступать в гидротехническое высшее заведение, в которое не поступил в мае 1968 года благодаря интригам и взяткам окружающих.
8 января 1968 года, находясь в городе Тула, выехал в Москву, где продолжал попытки поступать в различные учебные заведения с учетом нужд всего народа.
В 1969 году страна остро нуждалась в писателях, и я начал поступать в Литературный институт, куда не поступил в 1970 году весной благодаря засилью бездарности по записке…
Осенью 1970 года, находясь в стесненных материальных условиях, отбыл в Ташкент, где был встречен на вокзале незнакомыми людьми, которые сказали: «Отдай чемодан». Я вступил в спор с возражениями, после чего мы разошлись, причем я побежал.
Все мои попытки отдать мне чемодан обратно привели меня в милицию, откуда я вышел приободренный и заночевал.
26 ноября 1970 года, находясь в Ташкенте на центральной улице на костыле, встретил одного из встречавших, обрадовался и дал сигнал остановиться. Но на мои сигналы он не реагировал, а возражал и вступил в спор, после чего мы разошлись, причем я побежал. И поступил в Государственный ордена Трудового Красного Знамени медицинский институт в травматологическое отделение, откуда с большим успехом был выпущен 12 февраля 1971 года без ребра.
Продолжая находиться в Ташкенте в стесненных материальных условиях, вылетел по приглашению друга на Камчатку, где остро требовались крабы, и поступил на траулер матросом с целью укрепить материальное благосостояние свое и страны благодаря высоким заработкам необъятных морей бескрайних, трудовых.
Работая с 18 июня 1971 года матросом-тросовиком, продержался на плаву двенадцать дней, после чего, выронив за борт ценный прибор для определения местоположения траулера, который нес протереть, был списан на берег, куда мы не могли попасть ввиду отсутствия упомянутого прибора. После чего вступил в спор с последующими возражениями и с травмой гаком по голове отбыл в город Кишинев, где в то время остро нужны были танцоры национальных танцев «Жок».
Выяснив, что заработок танцора национального ансамбля выше заработка проводника международного вагона на пятнадцать-двадцать процентов, а поездки те же, я начал регулярно поступать в ансамбль с 1973 года, предварительно проведя несколько тренировок во дворе. Руководство ансамбля мне посоветовало прекратить мои регулярные поступления ввиду отсутствия образования и незнания молдавских национальных передвижений.
Мой отказ уйти со сцены был воспринят некоторыми танцорами неправильно, и они возражали, после чего мы разошлись, причем я побежал, невзирая на боль, в Баку, куда я прибыл 12 января 1975 года. В Баку остро нужны были нефтяники ввиду высоких заработков, на пятнадцать-двадцать процентов выше заработка танцора седьмого разряда. И я устроился на камнях нефтяником Каспия.
К сожалению, работы оказались несколько больше, чем я предполагал, и, обладая большой памятью, я устроился официантом на камнях с радостью в Баку.
На второй день работы, в выходной, облив праздничного пациента борщом-харчо, получил требование смыть. На что возражал. Он возразил мне, и мы разошлись, причем я побежал и временно потерял трудоспособность, которую восстановил 26 марта 1976 года в шестнадцать часов дня.
Заканчивая яркую трудовую биографию, прошу двести восемь рублей подъемных средств для подъема и праздничного перелета Баку – Москва к Первому мая 1977 года.
Обратный адрес для организаций и частных лиц: Алма-Ата, Главпочтамт, до востребования, откуда перешлют мне в Ереван, где меня не искать, передадут.


Автобиография женская

Я, Мальцева Лариса Николаевна, русская, родилась в 1946 году в городе Луга, Ленинградской области, 18 января, в семье труженика-дорожника Мальцева Николая Ивановича, русского, и матери моей, Мальцевой Марии Федоровны, русской, где они и познакомились.
В 1953 году я поступила в среднюю школу № 5, которую закончила в 1963 году, проучившись 6 классов. Потом, вопреки воле родителей, выехала в Ленинград, где с помощью подруги без прописки устроилась в УНР-49 МПС ДПР УКХ, где и прописалась в 49-й комнате на 2-й койке.
В 1964 году я поступила в профучилище № 3, по специальности официантки-разносчицы в передвижных вагонах-ресторанах, движущихся в разных направлениях, где познакомилась с Летяковым Григорием Гавриловичем, 46-го года рождения, русским. Мы сближались 2 месяца и сблизились в марте 64-го года, восьмого числа в Международный женский день. Я ему сказала: «Гриша». А он мне налил стакан и сказал: «Бьемся, что не выпьешь». Я сказала: «А вот и выпью». Он сказал: «Бьемся, что закусишь». Я сказала: «Бьемся, что нет». И выпила. И выиграла бутылку «Столичной». Он сказал: «Бьемся, что больше не выпьешь». Я сказала: «Бьемся, что выпью». И выпила. И выиграла бутылку крепленого портвейна «Купорос» номер 383. С тех пор ничего не помню. В ответ на мое предложение пожениться, Летяков ответил: «Чего это вдруг?» И мы расстались со мной в августе 1964 года после матча «Зенит» – «ЦСКА», на стадионе под дождем.
В январе 65-го года к нам пришел новый преподаватель Козуб Кондрат Гаврилович по подаче жидких первых в поездах дальнего следования. Мы с ним сблизились на празднике в момент торжественного вечера в училище. В ответ на мое предложение пожениться он показал фотографии двух детей с ихней женой, после чего мы расстались по его просьбе. В мае 1965 года я закончила продучилище № 3, работала официантом-передатчицей в УНР ДКВ МПС УКХ, выгоняя по 120–130 рублей в месяц.
В июле 1965 года к нам пришел новый украинец Гаврилюк Константин Федорович, сорокового года рождения, прораб. Мы с ним сблизились во время загородной прогулки 16 августа 1965 года в двадцать три часа пополудни. В ответ на мое предложение пожениться Гаврилюк ответил: «Подожди, вот встану на ноги». После чего мы расстались. Встретились на следующий день, 17 августа 65-го года, в восемь часов утра в УНР. Я сказала, что могу ради него перейти в другое УНР, но он сказал, что сам ради меня уйдет к чертовой матери, что он и сделал на третий день. После чего я искала его, но не имела данных места пребывания, он пропал. 12 ноября 65-го года я его забыла.
На танцах сблизилась с Карташовым Олегом Константиновичем, который оказался Меерсоном Давидом Борисовичем, 36 года рождения, русский, экономист. В ответ на мое предложение пожениться он ответил: «Подождите, я тут сейчас, я сейчас тут».
Все мои поиски увенчались неудачей, ввиду отсутствия адреса и места работы. После этой встречи меня назначили накладчицей вторых, и я забыла Меерсона Давида Борисовича.
16 января 67-го года я снова пошла на танцы. На танцах ко мне приблизился матрос и передал привет от Круглова Степан Ивановича. Я сказала, что не знаю такого, и мы сблизились 18 января 67-го года. Матрос оказался моряк, Барбариди Глеб Антонович, 46-го года рождения, уроженец города Очаков Одесской области: папа – грек, мама – колхозница. В ответ на мое предложение пожениться Барбариди ответил, что у него увольнительная только до двенадцати, после чего он сразу ушел на Кубу, куда я писала до востребования. Оттуда – в Канаду, куда я писала на Главпочтамт, без такого же успеха.
В июле 67-го года я забыла Барбариди. Меня назначили бригадиром бригады, чем я работаю с тех пор и до этих, потому что не сближайся – ничего не будет, а сближайся – будет то же самое.

М.М. ЖВАНЕЦКИЙ

А.П. ЧЕХОВ.

ПОДАРОК.

Молодой человек, желающий сделать своей невесте подарок, после долгого раздумья решил купить ей пару лайковых перчаток.
Он отправился со своей сестрой в магазин дамских принадлежностей. Купил пару лайковых перчаток, а в это время сестра купила пару рейтуз.
При доставке на дом пакеты были перепутаны, и пакет с рейтузами был доставлен невесте со следующим письмом:
"Моя милая, посылаю Вам мой маленький подарок, чтобы доказать Вам, что я не забываю о Вашем дне рождения. Я выбрал их, полагая, что Вы в них нуждаетесь.
Продавщица, у которой я купил их, показала мне свои, которые она носит 4 недели. Они даже не испачкались. Как бы я хотел видеть их лично на Вас.
Конечно, многие будут до них дотрагиваться раньше, чем я увижу их на Вас, и я просил продавщицу примерить их на себе. Они выглядели изящно, не знаю Вашего размера, но со временем я буду судить лучше, чем кто-то другой.
После того, как Вы их разносите, они будут легче сниматься, но не забудьте каждый раз продувать их, так как они, естественно, от носки будут влажными. Мойте их чаще, не снимая, а то они могут сесть. Надеюсь, Вы их примете с таким же чувством, с каким я дарю их Вам. Наденьте их в пятницу на танцы, так как я страстно желаю видеть их на Вас.
Число поцелуев, которое оставляю на них с задней стороны, неисчислимо. Продавщица напомнила мне, что последний крик моды - носить их не застегивая, полуспущенными, чтобы они болтались. Крепко целую то, что в них находится".

Таварыш, Вас павесткай прыгласiць у казематы (адрас Вы ведаеце), альбо чыстасярдзечнае напiшаце?

74sergz, не хватало в этом году ваших отчетов, если честно. Был бы рад видеть их хотя бы иногда, без указания места ловли, само описание событий было интересно читать, да и по рыбалке какие-то идеи порой брать на вооружение. Надеюсь, что в будущем получится. С праздниками!

Тоже всегда рад хорошим добрым людям всем на БРИ́Ковых просторах...
Трохи да, был примолк... Бывает...
Это как говаривала когда-то давно давно одна моя по юношеским ещё годам серьёзная вполне зазно́ба: если мальчик плачет, - значит есть причина, если слёзы прячет, - значит он - мужчина...
То мальчик, то мужчина, то вообще не пойми кто... @у́ли, жизнь...
Ну и до того всего про́чего, - не без некоторых что-ли форумных нюансов...
Напишу может быть какую-нибудь на досуге про то поэму, благо, и для такой темы в форуме веточка тоже имеется...
ПС: а вот что́-ли балагу́ром, каким приходилось и старался тут бывать, хоть и в "вестях с водоёмов" даже, - получится уже быть едва ли... Хотя, - пёс его там ещё ве́дает...
ПС2: всех коллег-единомышленников с состоявшимися праздниками, и пускай Мороз Дед в Году в Новом принесёт и исполнит всё то, что надо, и чего хочется...

Рад слышать тебя тезка на просторах Брика!

"Художник – тот, кто создает прекрасное. Раскрыть людям себя и скрыть художника – вот к чему стремится искусство.
Критик – это тот, кто способен в новой форме или новыми средствами передать свое впечатление от прекрасного.
Высшая, как и низшая форма критики – один из видов автобиографии.
Те, кто в прекрасном находит дурное, – люди испорченные, и притом испорченность не делает их привлекательными. Это большой грех.
Те, кто способен узреть в прекрасном его высокий смысл, – люди культурные. Они не безнадежны.
Но избранник – тот, кто в прекрасном видит лишь одно: Красоту.
Нет книг нравственных или безнравственных. Есть книги хорошо написанные или написанные плохо. Вот и все.
Ненависть девятнадцатого века к Реализму – это ярость Калибана, увидевшего себя в зеркале.
Ненависть девятнадцатого века к Романтизму – это ярость Калибана, не находящего в зеркале своего отражения.
Для художника нравственная жизнь человека – лишь одна из тем его творчества. Этика же искусства – в совершенном применении несовершенных средств.
Художник не стремится что-то доказывать. Доказать можно даже неоспоримые истины.
Художник не моралист. Подобная склонность художника рождает непростительную манерность стиля.
Не приписывайте художнику нездоровых тенденций: ему дозволено изображать все.
Мысль и Слово для художника – средства Искусства.
Порок и Добродетель – материал для его творчества.
Если говорить о форме – прообразом всех искусств является искусство музыканта. Если говорить о чувстве – искусство актера.
Во всяком искусстве есть то, что лежит на поверхности, и символ.
Кто пытается проникнуть глубже поверхности, тот идет на риск.
И кто раскрывает символ, идет на риск.
В сущности, Искусство – зеркало, отражающее того, кто в него смотрится, а вовсе не жизнь.
Если произведение искусства вызывает споры – значит, в нем есть нечто новое, сложное и значительное.
Пусть критики расходятся во мнениях – художник остается верен себе.
Можно простить человеку, который делает нечто полезное, если только он этим не восторгается. Тому же, кто создает бесполезное, единственным оправданием служит лишь страстная любовь к своему творению.
Всякое искусство совершенно бесполезно."

© Оскар Уайльд. Предисловие к его роману "Портрет Дориана Грея".

Митя Кулдаров в 20-е годы прошлого столетия.

Поторопился Митя родиться. А ведь какой блогер из него мог вырасти! Эх, потеряла Рассея-матушка талант (((

Все таки после фиников, нашел что то.

А.П. ЧЕХОВ.

РАДОСТЬ.

Было двенадцать часов ночи.
Митя Кулдаров, возбужденный, взъерошенный, влетел в квартиру своих родителей и быстро заходил по всем комнатам. Родители уже ложились спать. Сестра лежала в постели и дочитывала последнюю страничку романа. Братья-гимназисты спали.
— Откуда ты? — удивились родители. — Что с тобой?
— Ох, не спрашивайте! Я никак не ожидал! Нет, я никак не ожидал! Это.. . это даже невероятно!
Митя захохотал и сел в кресло, будучи не в силах держаться на ногах от счастья.
— Это невероятно! Вы не можете себе представить! Вы поглядите!
Сестра спрыгнула с постели и, накинув на себя одеяло, подошла к брату. Гимназисты проснулись.
— Что с тобой? На тебе лица нет!
— Это я от радости, мамаша! Ведь теперь меня знает вся Россия! Вся! Раньше только вы одни знали, что на этом свете существует коллежский регистратор Дмитрий Кулдаров, а теперь вся Россия знает об этом! Мамаша! О, господи!
Митя вскочил, побегал по всем комнатам и опять сел.
— Да что такое случилось? Говори толком!
— Вы живете, как дикие звери, газет не читаете, не обращаете никакого внимания на гласность, а в газетах так много замечательного! Ежели что случится, сейчас всё известно, ничего не укроется! Как я счастлив! О, господи! Ведь только про знаменитых людей в газетах печатают, а тут взяли да про меня напечатали!
— Что ты? Где?
Папаша побледнел. Мамаша взглянула на образ и перекрестилась. Гимназисты вскочили и, как были, в одних коротких ночных сорочках, подошли к своему старшему брату.
— Да-с! Про меня напечатали! Теперь обо мне вся Россия знает! Вы, мамаша, спрячьте этот нумер на память! Будем читать иногда. Поглядите!
Митя вытащил из кармана нумер газеты, подал отцу и ткнул пальцем в место, обведенное синим карандашом.
— Читайте!
Отец надел очки.
— Читайте же!
Мамаша взглянула на образ и перекрестилась. Папаша кашлянул и начал читать:
«29-го декабря, в одиннадцать часов вечера, коллежский регистратор Дмитрий Кулдаров.. .
— Видите, видите? Дальше!
...коллежский регистратор Дмитрий Кулдаров, выходя из портерной, что на Малой Бронной, в доме Козихина, и находясь в нетрезвом состоянии.. .
— Это я с Семеном Петровичем.. . Всё до тонкостей описано! Продолжайте! Дальше! Слушайте!
...и находясь в нетрезвом состоянии, поскользнулся и упал под лошадь стоявшего здесь извозчика, крестьянина дер. Дурыкиной, Юхновского уезда, Ивана Дротова. Испуганная лошадь, перешагнув через Кулдарова и протащив через него сани с находившимся в них второй гильдии московским купцом Степаном Луковым, помчалась по улице и была задержана дворниками. Кулдаров, вначале находясь в бесчувственном состоянии, был отведен в полицейский участок и освидетельствован врачом. Удар, который он получил по затылку.. .
— Это я об оглоблю, папаша. Дальше! Вы дальше читайте!
...который он получил по затылку, отнесен к легким. О случившемся составлен протокол. Потерпевшему подана медицинская помощь».. .
— Велели затылок холодной водой примачивать. Читали теперь? А? То-то вот! Теперь по всей России пошло! Дайте сюда!
Митя схватил газету, сложил ее и сунул в карман.
— Побегу к Макаровым, им покажу.. . Надо еще Иваницким показать, Наталии Ивановне, Анисиму Васильичу.. . Побегу! Прощайте!
Митя надел фуражку с кокардой и, торжествующий, радостный, выбежал на улицу.

Стивен Кинг в Твиттере заметил, что если переформулировать любой рекламный слоган в прошедшем времени, то получится или грустно, или угрожающе.
В сети пошел спонтанный флешмоб.
Многие решили проверить: так ли это?
Мы собрали для вас самые интересные версии.

• Вискас. Потому что кошка вам доверяла.
• Sheba. Сопротивляться было невозможно.
• Gillette. Ты почти не почувствовал лезвий.
• Tefal, ты всегда думал о нас.
• МегаФон. Будущее зависело от тебя.
• Билайн. Жил на яркой стороне.
• Балтика. Там, где была Россия.
• Была идея. Была IKEA.
• Mars. Всё было в шоколаде.
• Toyota. Управлял мечтой.
• Все были в восторге от тебя, а ты – от Maybelline.
• L’Oreal. Париж, ведь ты была этого достойна.
• Apple. Думал иначе.
• Nescafé. У вкуса было имя.
• Red Bull окрылял.
• Были вещи, которые нельзя было купить. Для всего остального был Mastercard.
• Яндекс. Нашлось всё.
• Русское радио. Все было хорошо.
• Все было Coca-Cola.
• Газпром. Мечты сбывались.
• Минздрав предупреждал.
• Тинькофф. Дальше действовали мы.
• Отлетали самолетами Аэрофлота.

Тем, кто еще помнит СССР.

#ВРЕДИТЕЛИ
Всё моё детство мама закручивала и накручивала...
Закручивала она преимущественно банки, а накручивала отца. Он, напевая: «Партия наш рулевой!», листал газету. А мама, в очередной раз сходя с ума, его накручивала:
– Уже почти осень! В доме шаром покати! Что мы будем делать зимой? Сосать лапу?!
И папа, не отрываясь от газеты, неизменно отвечал:
– Что партия прикажет, то сосать и будем!
И я с ним мысленно соглашался, поскольку партии доверял безоговорочно, отчего и сидел под столом на попе, не ёрзая.
В те годы у меня было два любимых занятия: крутиться под ногами и прятаться под столом. В спокойной обстановке я обычно прятался. Когда же страсти накалялись, крутился.
– Я не шучу! – напирала на отца мать. – Что мне закручивать?!
Не закручивать мама не могла. У неё даже во сне характерно двигались руки, и тогда казалось, что она кого-то душит.
– Что ты орёшь? – вскипал, наконец, папа. – У тебя же полная кладовая! Что ты орёшь?!
– О чём ты?! – тут же вскидывалась и мать. – Это же всё прошлогоднее! Там уже нет витаминов!
– Тогда зачем мы это храним?!
– Гостя-ям! – изумлялась она так, будто вопрос ей был задан на китайском.
– Детям ведь я это уже не дам!
– Почему-у?! – в крайнем изумлении выглядывал я из-под столешницы.
О маминых закрутках я мечтал днём и грезил ночью.
– Да потому что всё это уже давно мёртвое! – говорила мама. И я кричал:
– Ну и что! Я люблю мёртвое! Особенно, компот!
Мамины компоты я обожал. Наша кладовая представлялась мне древним капищем, банки – идолами, и я им истово молился. Особенно сливовым. Хотя и за вишнёвые мог запросто продать душу.
– Какой тебе ещё компот? Компот же на праздники! – изумлённо вопрошала мать.
– Но ведь он уже мёртвый! – криком отвечал я и слышал:
– Так и гости к компоту уже все мёртвые!
И тогда приходилось искать подмоги у отца.
– Ну пап, ну скажи ей, ну пусть откроет!
– А действительно, – бормотал тот, – зачем мы всё это храним?! У тебя же там бог знает, какие залежи! – и решительно направлялся к чулану. А мама, выполнив вертикальный взлёт, застывала перед ним в распятии.
– Никогда! – выкрикивала она, источая глазами молнии. – Ни за что! Только через мой труп!
– Ну и чёрт с тобой! – отмахивался от неё папа и в раздражении добавлял: – Пусть оно тогда всё гниёт и взрывается!
От произнесённого мамины глаза выкатывались, словно от удара обухом.
– Взрываются?!!! – попеременно хватаясь то за сердце, то за голову, ахала она: – Пусть взрываются?!!
– Ну-у, не то, чтобы... – виновато бормоча, отступал отец к уборной, а мать, надвигаясь на него, кричала:
– Ты понимаешь, что сейчас сказал?!.. Соображаешь, что ляпнул?!!
И тут, давая папе возможность улизнуть в санузел, я и начинал крутиться под ногами:
– Мам, идём чего покажу! Мам, ну смотри, что у меня есть! Мам, у тебя там лук подгорает!
– Лук?!! – совершала мама очередной вертикальный взлёт и через минуту уже кричала из кухни. – Ка-кой лук? Не жарю я никакой лук!
Взрыва в кладовой мама боялась сильнее ядерного. И если я, по забывчивости, вдруг переходил с цыпочек на полную ступню, она непременно говорила:
– Чего ты топаешь? Хочешь, чтобы банки взорвались?!
Конечно же, я этого не хотел. Но однажды это всё-таки случилось.
Кладовую потряс взрыв, и мама взвыла так, словно на её глазах нас всех только что расстреляли.
– Это всё из-за тебя! – кричала она, тыча в отца обвиняющим пальцем. – Я так и знала! Я чувствовала! Из-за тебя, вредитель, теперь пропадёт вся партия!
«Папа – вредитель?!» – мысленно ахнул я, и ноги мои ослабели.
Быть сыном вредителя, из-за которого пропадает партия, было, пожалуй, самым страшным из моих детских кошмаров.
– А почему она должна пропасть? – вопросил я плаксиво.
– Да потому что теперь она вся взорвётся! – вы-крикнула мама, и агитационный плакат с членами политбюро разлетелся перед моим мысленным взором в клочья.
– Что ты наделал?! – спросил я виновато хмурившегося отца.
– Да кого ты слушаешь? – пробурчал он. – Ничего она не пропадёт!
– Не пропадёт?! – взвизгнула мама. – Да там же гнильё на гнилье! Я не знала с какого конца их резать!
– Ты их резала?!!! – пролепетал я, представляя маму, кромсающую ножом политбюрошных членов.
– Не резала, а вырезала! – уточнила она криком, и я всхлипнул:
– А зачем?! Они же хорошие!
– Были бы хорошие, сейчас бы не взрывались! Иди, вредитель! – сказала она отцу. – Иди и проверь, что там от них осталось!
И папа побрёл в кладовую.
Почему именно туда я так и не понял. Но искать связь между взрывом в чулане и подрывом партии у меня не было ни душевных сил, ни времени. Мама металась, как недобитая гусыня, ежесекундно вопрошая:
– Ну же?! Ну?!
И папа, наконец, ей ответил:
– Это лечо! – объявил он траурным голосом.
И я в ужасе подумал: «Наверное, кто-то из латышских стрелков! Может даже соратник самого Пельше!».
– Только лечо?! – замогильным голосом уточнила мать.
– Да, – коротко ответил ей отец. – Лечо кабздец!
«А-ах! – зажмурился я. – Ещё и Кабздец?!!!»
И слёзы из моих глаз сыпанули горохом.
«Это же, наверно, тот самый герой Кавказа, что изображён на папиросах!» – понял я. И вдруг услышал, как мама заговорила с папой на иностранном языке, из которого знакомым мне показалось лишь слово: «дрек».
«Да она же шпионка! – догадался я. – Вот же меня угораздило! Мама – шпионка, папа – вредитель! Партия сейчас взорвётся!»
– А может, она ещё не взорвётся? – сквозь слёзы спросил я разоблачённую. – Она же крепкая. Может, выстоит?
И мама, глядя в окно, проговорила со вздохом:
– Нет, сынок. Это была гнилая партия. А значит, взорвутся все!
И я зарылся лицом в подушку.

Эдуард Резник (из сборника рассказов 'Из точки в точку')