Истории, притчи, байки, шутки, статьи

Спасибо, ВОЛОДЯР, что напомнил - я ж обещал про баню рассказать.

Баня

Буквально пару слов о скромном быте передовых строителей коммунизма тех времен, то есть работников ЦК ВКПБ…
Дом на Пулихова уже заканчивали с опережением графика, поэтому часть бригады сняли и перебросили на еще более важный объект эпохи передового социализма – банный комплекс на 12 персон в дачном поселке ЦК и Совмина где-то в районе то ли Крыницы, то ли Дроздов. Водохранилищ, правда тогда еще не было, а просто текла речка Свислочь. Я так понимаю, что это тот самый дачный поселок, который Шушкевич подарил западным послам, а первый и единственный президент забрал и вернул народу, то есть нам. Строительство было небольшим, можно сказать, камерным, поэтому отрядили всего восемь человек во главе с Героем (ввиду особой важности объекта). В остальные семь вошли подсобница Громова и три лучших каменщика со своими подсобниками. Я примазался к Диме Берднику. Стройка была важная, но до ужаса бестолковая – одноэтажное здание со стенами почти без окон толщиной в три с половиной (!!!) кирпича. Вот эту ровную метровой толщины стену под отделку с обеих сторон, по сложности как раз для практикантов, клали четыре лучших каменщика БССР во главе с героем соцтруда! Ну, и я там тоже отметился. Первые самостоятельно уложенные кирпичи легли именно в эту стену – испортить ее было практически невозможно. Наружный слой клал Дима, а все остальное – учись студент!
Стояло лето, жаркий август. В этом тенистом островке коммунизма под вековыми соснами воплотилась мечта рабочих и крестьян о прекрасном будущем, где от каждого – сколько можешь, но зато каждому – сколько хочешь (так, кажется, звучал девиз этого сладкого будущего?) Так сказать, рекламный образец. Правда, чтобы несознательные рабочие и крестьяне не нагадили (всех много, а прекрасного будущего мало), окружал его высоченный забор и штат охраны в парадной форме. Нас привозили на автобусе, охранник просто зачитывал список, мы соглашались и автобус ехал почти в самый дальний уголок рая, где и притулилась скромная общественная банька. Раз опоздал. С трудом добрался на чем-то общественном. Охранник долго что-то вызванивал, потом пешком (а это километра два) пришел злой Громов и забрал меня. Его предупредили, что это случай – последний. Лучше бы я вообще в этот день не приходил.
Домики разной оригинальной архитектуры на почтительно расстоянии друг от друга органично вписывались в ландшафт, заборов не было – а зачем они в коммунизме? Где-то примерно посередке фунциклировала тепличка общего пользования: захотел свежих огурчиков-лучков-помидорчиков-укропчиков – зашел и сорвал, даром. Все свежее, на натуральном говне взрощенное. Был и буфет-магазинчик. Работал, правда за деньги. Кто из тех времен знает, какой самый популярный сорт водки был у слуг народа? Скажете, было всего два сорта – 3,62 и 4,12? Так вот нет! «Слуги» довольствовались чем попроще да подешевле, а именно водкой «Посольской» по цене 3,52 за бутылку.
Одна беда была: в буфете не продавали «чернила»! Приходилось «довольствоваться» Посольской. Там я ее и попробовал первый и последний раз. С охраной было решено, что буфет нам можно было посещать один раз за день в строго оговоренное время при отсутствии хозяев жизни, благо по будням «хозяева» горели на работе.
Рядом со стройкой, метрах в 50-ти текла река, от бани ее отделял небольшой лесок. Как-то в обед в отсутствие бригадира и охраны в видимом пространстве, я решил прогуляться. Грибов – немеряно, под каждым деревцем – подберезовики и подосиновики! Только я раскатал губёшку и начал протягивать к самому красивому подосиновику ручонку, как из-за кустика поднялась белая фуражка с красным околышком и вкрадчиво произнесла:
- Нельзя.
- Ну, здесь же их много! Всем хватит!
- Нельзя, - с той же вкрадчивостью, но уже с оттенком раздражения.
- А прогуляться до речки хоть можно?
- Нельзя.
Я понял, наконец, что этот праздник жизни существует не для меня, и пошел дальше делать будущее слуг народа еще более светлым и чистым, то есть строить им баню.

Преддипломная

Это самая последняя перед выпуском практика, стажировка на дипломной должности – мастера объекта. Мне достался большой жилой дом авиаремонтного завода. Дом был на сдаче – то есть уже шла отделка жилых помещений, и я сначала не мог понять, почему к прорабу никак не зарастет народная тропа? Люди шли и шли, заходили в прорабскую строго по одному со свертками и пакетами, а выходили налегке…

Отличный рассказ... ждемс про "Преддипломную"

Дааа ! 3,52 "Посольская водка". Один раз видел до перестройки в Москве, но дороже на много, память не помнит. И осмелюсь заметить что ВКП(б). 3,52 и скромность (б) как раз сочитаются.:D;)

Если сравнивать с тяперишними - святые люди! Всего-то: распределитель, квартирка и дачка (служебная).

Преддипломная

Это самая последняя перед выпуском практика, стажировка на дипломной должности – мастера объекта. Мне достался большой жилой дом авиаремонтного завода. Дом был на сдаче – то есть уже шла отделка жилых помещений, и я сначала не мог понять, почему к прорабу Михалычу никак не зарастет народная тропа? Люди шли и шли, заходили в прорабскую строго по одному со свертками и пакетами, а выходили налегке…
Собственно, работал я дублером именно прораба, а не мастера, как было положено. Прораб – производитель работ – должность на ступень главнее мастера, хотя суть у них совершенно одинакова, у прораба в общем случае просто больше объем работ – чаще весь объект, иногда даже несколько объектов. Прорабов готовил институт, мастеров – техникум.
Бригад на доме копошилось штук шесть: в последнем подъезде только начинали штукатурить, а в первом уже заканчивали обои клеить. Иногда разделение работ шло прямо по этажам – нижние напирали на верхних. Дело было зимой перед новым 1981-м годом, дом к сроку сдать не успевали. Никак. В этот аврал я и попал в дублеры к Михалычу.
Сам Михалыч в основном целыми днями решал вопросы с посетителями и начальством, а меня посылал контролировать работу бригад, где меня посылали повторно, но чуток подальше. Задача была простая – не мешать. Рядовые строители – народ простой, у них один авторитет – бутылка портвейна. Хрена их контролировать – все равно бугры вечером в прорабской отчитываются. Они работают, пока есть материалы. Другая была беда: материалов слишком много, в том числе особо ценных по меркам общества всеобъемлющего «дифсыта» - плитка, паркет, линолеум, сантехника и прочая и прочая… Глаз да глаз был нужен, и хорошо, что я был лишь не материально ответственным стажером.
А народная тропа к Михалычу не зарастала по трем причинам.
Во-первых, заводское начальство желало въехать в новые квартиры до нового года, и готово было в этой связи содействовать всем своим людским и техническим потенциалом авиаремонтного завода и аэропорта Минск-1. Ну, людей-то и так пукнуть негде было, а вот техника… В двух последних подъездах при морозе и влажности никак не хотела сохнуть штукатурка, падла, объективно тормозя процесс последующей отделки. Из аэропорта пригнали две машинки для прогрева двигателей самолетов, они засунули свои метровой или больше толщины «хоботы» в дверки первых этажей и включились по полной… Суток хватило.
Во-вторых, строительное начальство страстно желало сдать объект вовремя или хотя бы сделать это формально – это когда бумажка подписывается, что якобы все готово, а на самом деле – нет. Видите ли, в те времена (которые не слишком, видимо, отличаются от нынешних на наших госпредприятиях) от этого зависело получение очень немалых сумм премий всем руководством треста. В этой связи было и еще одно интересное обстоятельство, но я пока о нем даже не догадывался.
И, в-третьих, любой маломальский чиновник завода, ожидающий квартирку в этом доме, уже точно знал ее точное расположение. Может для рядовых работяг и планировалось тянуть бумажки наудачу, но вот только загашник каморки Михалыча неумолимо пополнялся скромными подарками: каждый проситель почему-то хотел именно в этой комнатке поклеить не вот эти обои, а вот эти, плиточку положить другую, дверки заменить, а то и перегородочку сломать…
Как-то раз суетливая беготня начальников всех рангов резко приутихла, и я совершенно неожиданно был приглашен в заветный загашник. В углу на полу разномастно поблескивали бутылок 40, может больше, в основном, коньяка и еще чего-то экзотического. Водки почти не было. Рядом еще пылилась кучка каких-то коробочек и свертков.
- А что в них, - спросил я.
- Да хрен его знает, я даже не разворачивал. Несут что-то все время, и выпивку. А я ж не пью почти, отпил уж своё. Давай-ка коньячку по соточке бабахнем в честь подписания акта приемки. Гора с плеч свалилась… Мамане только не говори, а то она мне за тобой смотреть наказывала, а я типа спаиваю молодежь.
Выпили.
- Да, и про загашник никому не говори, а то разнесут. Хорошо?
А через пару дней у Михалыча случился юбилей – 50 лет, а к этому полтиннику еще и орден какой-то трудовой. И тогда мне стала понятна суета последних дней. Половина подарочного запаса была выставлена на столы, накрытые в прорабской. Приехала куча строительного начальства вплоть до замминистра, и я был приглашен тоже. Там после разных дорогих и не очень напитков мне впервые дали попробовать чистого спирта. Последующие мои впечатления и добрые насмешки заслуженных строителей памятны до сих пор. Домой доставили в прострации на черной министерской «Волге», этого я, к сожалению, не запомнил, и знаю только по рассказам знакомых.
Было мне тогда без трех месяцев 19. Впереди лежала целая жизнь.

Белгоспроект

Это такой проектно-строительный институт. Самый крупный в БССР по тем временам. Я в него попал по распределению, вернее, выбрал как краснодипломник сам, поскольку хотел увидеть изнутри последнюю ипостась строительной профессии. А вдруг я все же ошибался, решив не связывать дальше судьбу со строительством? Вдруг мне понравится, и я стану великим проектировщиком и внесу свой весомый вклад в «типовые казармы» и «многофункциональные курятники»?
Как это часто бывает, действительность превосходит самые смелые ожидания.

Вспомнились истории Нархозовских будней. На "сельскохозяйственных специальностях", учились далекие от деревни люди. И вот на зачете препод спрашивает у одной студентки, скажите милейшая, как получают манную крупу, она сосредоточилась, и отвечает, манная крупа растет в стручках на деревьях. Когда успокоились , препод протер очки и (эти вещи наверное копят с возрастом), говорит, еще вопрос; сколько весит курица бройлер? Девочка, настороженно: ну килограм сорок? И видя реакцию остальных, делая рукой отчаянный жест, ну конечно нет, двадцать!
До диплома кличка-Катька Бройлер.

ФЭСХ это несостоявшийся ТЭФ.:mrgreen:

Незавершенка давит. Надеюсь, еще не надоел. Уже мало осталось

Белгоспроект

Это такой проектно-строительный институт. Самый крупный в БССР по тем временам. Я в него попал по распределению, вернее, выбрал как краснодипломник сам, поскольку хотел увидеть изнутри последнюю ипостась строительной профессии. А вдруг я все же ошибался, решив не связывать дальше судьбу со строительством? Вдруг мне понравится, и я стану великим проектировщиком и внесу свой весомый вклад в «типовые казармы» и «многофункциональные курятники»?
Как это часто бывает, действительность превосходит самые смелые ожидания.
Устраиваться на работу я пришел в начале апреля, уже имея на руках повестку в военкомат на 15-е мая. То есть работать мне предстояло один месяц ровно, учитывая, что по закону я имел право уволиться за две недели до призыва.
В отделе, куда меня направили, что-то проектировали трое мужчин, включая начальника и его зама, и около восьми женщин. Понятное дело – начальники руководил, зам – помогал ему в этом нелегком занятии, попутно составляя программу каких-то расчетов на инженерном калькуляторе (помните такую счетную машинку с задумками компьютера и множеством кнопочек?). То есть двое уже при деле. Третий хлопец, как я потом понял, выполнял основную чертежную работу за весь отдел. Причем делал он это виртуозно и элегантно – примерно по пол линии в час. Все остальное время он точил карандаши, замеряя толщину грифеля штангенциркулем, и занимался с коллекцией пустых картонных пачек из-под сигарет, дизайнерской рамкой обрамлявшая кульман. Он их перекладывал только по одному ему известным признакам, и этот процесс грозил быть бесконечным. В рамке еще имелись пустые места, и все помыслы главной рабочей силы отдела были направлены на замещение вакантных дырок новыми пачками. Не знаю, где он их брал, наверное, в мусорках соседних интуристовских гостиниц – «Юбилейки» и «Планеты». На мой вопрос, что будет, когда все дырки будут заняты, он ответил, что будет собирать что-нибудь новое, например, упаковки из-под зубной пасты, или одеколона, или… Да мало ли еще упаковок, на которые можно будет потратить рабочий порыв!
Вы, может быть, спросите, чем занимались восемь женщин? Да обычными бабскими делами – сплетничали и жаловались на мужиков, совершенно не стесняясь девятнадцатилетнего меня, да и трех остальных наших мужчин. Поэтому в комнате стоял перманентный гул. А еще они хвастались последними покупками и примеряли различные шмотки, тоже не стесняясь мужчин. А еще пили чай и кофе с пирожными, а еще… Ну, в общем, находили чем заняться, иногда, правда, на пару секунд отвлекаясь на то, чтобы передвинуть рейсшину и провести какую-нибудь линию по чертежу. Если бы в то время были мобильные телефоны, проблема женской занятости решалась бы проще.
Кроме обеденного перерыва в связи с особой тяжестью сидячей и требующей полного мозгового напряжения работой, в институте были запланированы, так сказать, спортивные перерывы – в первой и во второй половинах дня. Не помню, сколько минут официально, но учитывая девиацию стрелок наручных часов и разгильдяйские зазоры, перерыв растягивался минимум на полчаса. Кто-то успевал сбегать в магазин, кто-то мирно беседовал в курилке. Прикольно, что если кто-то опаздывал с обеда или перерыва, он искренне извинялся и оправдывался перед начальником (если тот был), придумывая какие-то достоверные причины. Опаздывать на работу считалось неприличным. Я же в это время открыл для себя теннисный стол этажом ниже.
Первые три дня начальник поручил мне присматриваться. Три дня прошли, я присмотрелся и смело попросил поручить мне какую-нибудь работу. Начальник тяжело вздохнул и поручил какой-то чертеж. Ну, нам-то не привыкать – курсовой за два дня, диплом – за неделю (это с нуля с расчетами и пояснительными), а тут – один лист перерисовать с исправлениями! Но три полных рабочих дня, не разгибая спины, я старался не ударить в грязь лицом перед опытными товарищами и потому каждую линию проводил особо тщательно, каждый миллиметр вымерял несколько раз, каждая цифирька или буковка выходила образцом чертежной каллиграфии.
Иду сдавать, боюсь. И не зря! Начальник смотри на чертеж, потом на меня:
- Ты сума сошел?
- Что-то не так? Я старался.
- Все нормально, только здесь работы на месяц! А ты за три дня! Совсем сбрендил?
- Так что там делать-то целый месяц? Я три дня делал только потому, что сильно старался, а так по нормальному – двух дней много будет.
- Понимаешь, мы все тут не лыком шиты, но есть такая нехорошая профессия – нормировщик. Ты, может, думаешь, что если мы станем больше чертить, то больше заработаем? Нет. Во-первых нам за выработку не платят. Во-вторых, злая тетя-нормировщица быстро поймет, что можем мы гораздо больше и поднимет нам чертежные нормы. Только и всего.
- Так ведь, соцсоревнование с соседним отде…
- Так! – перебил меня начальник строгим-строгим голосом. – Работу на месяц вперед ты сделал, можешь заниматься, чем хочешь, только чтоб находился в институте. Если нужен отгул – я разрешаю, только предупреди накануне.
Вот тут мне карта и повалила… На работу я ходил поиграть в настольный теннис с таким же как я выпускником архитектурной группы. Прерывались только во время перерывов, и только для того, чтобы дать другим поиграть. Отгулы особо не брал, чтобы маму не расстраивать. И хотя повестка в военкомат у меня была уже недействительной, поскольку я дал согласие военкому на поступление в военное училище (срок выезда был значительно позже), я решил не расстраивать своего начальника, и уволился точно по закону – к 1 мая, проработав ровно один месяц. Денег получил что-то около 100 руб. или даже меньше.
15 мая 1981 года в день моего предполагавшегося призыва я не слишком рано ехал на рыбалку на Минское Море. Тогда еще 127-й автобус выезжал на недавно переименованную в проспект Машерова Парковую магистраль. Автобус шел мимо областного военкомата, я помахал рукой толпе призывников, в которой должен был находиться я, а сейчас был Вовка – товарищ, с которым нас призывали в одну часть. Проезжая мимо огромного красивого здания института, я никому не махал, я молча простился со строительством навсегда.
Тот день мне запомнился еще и тем, что с лодки в районе Юности я наловил на перловку кучу отменной плотвы и на закуску достал первого на Минском Море леща на кило двести. Причем поводок стоял самолично крашеный толщиной 0,1. Весь процесс наблюдался двумя мужичками, стоявшими на лодках в пяти метрах слева и справа, и почти ничего не ловившими. Понятие «нерестовый запрет» тогда, похоже, не существовало – лодок на ММ было полно.

Иносранцы

Они как бы к строительству не имели особого отношения, но столько живописно-колоритных фигур вспоминается, что не сказать о них хоть пару слов – вас не уважать.
У нас в группе их училось шесть. Вы, может, думаете, что они приехали изучать строительное дело? Ха!
Высокий с великолепной фигурой и правильно-негритянским чертами лица центрально-африканец приехал лечиться от алкоголизма. Маленький и плюгавенький, к тому же еще и заикающийся, с неестественно большими на маленьком лице «силиконовыми» губами, не бедный пигмей сьера-леонец приехал просто мир посмотреть. В конце концов, он женился на местной проститутке и остался у нас. Две монголки были как солнце и луна – …

UGO
спасибо большое...
не прерывай себя на полуслове:D

Заинтриговал:)

С ув. ВОРОНИН...

Нате вам
Иносранцы

Они как бы к строительству не имели особого отношения, но столько живописно-колоритных фигур вспоминается, что не сказать о них хоть пару слов – вас не уважать.
Вы знаете, как они попадали к нам? Они ехали учиться в СССР, но очень и очень немногие стремились получить конкретную специальность. Вообще ситуация с ними очень была похожа на наш армейский призыв: пришел, проверили, спросили куда хочешь, отправили куда надо. Несмотря на какой-то там предварительный отбор, многие прибывали в СССР почти с нулем в графе «образование» и подавляющее большинство – без знания русского языка. Полгода их кантовали на подготовительных курсах, где учили русскому языку, определяли и пытались поднять общий уровень образования. Потом раскидывали – самых умных по институтам, остальных – по техникумам. Но еще очень важным считался город обучения. В первую группу входили Москва и Ленинград. Минск, Киев, Прибалтика – во вторую. Все остальное было в третьей. Считалось выгоднее попасть в минский техникум, чем в институт в глубине России. Не знаю, почему, наверное, к Европе ближе. Абсолютно все они, может, кроме только вьетнамцев, были из не бедных семей, простых так не было точно. За обучение платило посольство, и им стипендию (совсем не хилую) тоже оно, родители деньжат подкидывали – жили наши угнетенные негры не бедно, первым делом покупая холодильники, телевизоры и магнитофоны с проигрывателями, причем самые дорогие.
Обучение на месте у многих начиналось с самого главного – русского матерного языка. Картина: задумчивый, интеллигентного вида негр сдает бабушке в гардероб хилое пальтишко, не переставая бубнить: «Ёптумат – ёптумат – ёптумат. Блатнах – блатнах – блатнах. Почёль в пи…» У бабушки глаза на лоб лезут: «Свят, свят, свят. Изыди, антихрист!»
У нас в группе их училось аж шесть. Каждой твари по паре из трех стран: две пары мужиков-негров и монголки. Вы, может, думаете, что они приехали изучать строительное дело? Ха!
Высокий, с великолепной фигурой и классически-негритянским чертами лица центрально-африканец (бывают же красивые негры!) приехал лечиться от алкоголизма. Маленький и плюгавенький, к тому же еще и заикающийся, с неестественно большими на маленьком лице «силиконовыми» губами, не бедный пигмей сьера-леонец приехал просто мир посмотреть. В конце концов этот мир его устроил больше своего, он женился на местной проститутке и остался у нас.
Две монголки были как солнце и луна – такие разные. Ту, которая луна, звали Одгонсурэн. Как и положено монголке – маленькая, плотненькая, с лица плоская, как доска, нет, даже скорее вогнутая. Ей богу, любимым местом на Немане клянусь – если смотреть в профиль, то видны были только щеки и некоторая впуклость между подбородком и лбом – носа не было!!! Ввиду крайней внешней непривлекательности, плюс отсутствия каких-либо умственных способностей, была она тихой и незаметной, холодной, ничем, кроме лица мне не запомнилась, с русским языком не дружила, почти молча просуществовала с нами три с половиной года и уехала в свою любимую пустыню Гоби.
Вторую звали Баярсайхан, в обиходе – Баяра. Она была солнцем. От нее исходило теплое сияние. Она была дочерью каких-то супер-пупер заслуженно-народных артистов Монголии. Уж и не представляю, какими были мама с папой, но дочь была настоящей восточной красавицей. Заметно излишняя полнота при небольшом росте ее, может быть, немного портили в глазах европейца, но на востоке она была бы эталоном. Без вариантов. Совершенно правильные европейские черты лица и восточные с легкой раскосостью, черные как смоль, глаза. Высокие дуги бровей, а под ними немного удивленный взгляд молодой, но умной женщины. Лет двадцать ей было от роду. Одежду носила исключительно плотно облегающую: вся нижняя часть аппетитно затянута в тонкие черные кожаные штаны, верхняя же постоянно стремилась вырваться из плотных оков микроскопического кожаного жилетика. Нет, под ним тоже что-то было из одежды, но такое же плотное, что просто казалось ее кожей. Офигеть! А нам по пятнадцать – шестнадцать лет! 1977 год – в СССР секса нет. И при этом Баяра была совершенно компанейской девкой – ходила на дискотеки и присутствовала на большинстве групповых попоек. Танцевала в облипку, как тогда было модно под «Там где клен шумит…», вино пила, правда умеренно. Но никогда ни с кем в распутстве замечена не была. В общаге эти вещи скрыть невозможно. Говорили, у нее парень в Москве учился, может быть.
Первый курс прокатил у нее, как и у всех иносранцев, на шару – с тройки с минусом на тройку с плюсом, но к началу второго произошла метаморфоза. Мы ее потом спрашивали – сказала, что с папой поговорила. Не знаю, чем ее папа так убедил, но с этого времени даже четверок у нее практически не было, выпустилась с красным дипломом. Только своими силами. Действительно умная была, зараза. И зачем ей, ребенку артистической богемы, ПГС? Ума не приложу. Кстати, по-русски говорила лучше наших белорусов. Нет, какой-то «засланный казачок» у нее в роду точно присутствовал: или русский поляк Пржевальский подгулял, или, на худой конец, купец Афанасий Никитин проездом из Индии останавливался у ее предков...
Вот же ж выкрутасы памяти – имена монголок корявые помню, а негров только одного: Вильямс Акиндел. Сьера-леонец, но не тот, который женился на Наташке, а второй, такой же маленький и плюгавенький, с бегающими глазками, только не заикался и губы поменьше, но не сильно. Ростом оба были меньше метра шестидесяти, и даже на огромных, сантиметров по восемь платформах смотрелись щупленькими подростками, хотя обоим было уже под тридцать. Этот Акиндел (это его имя как раз) запомнился тем, что вел с нами самый активный бизнес по спекуляции импортными шмотками (в основном джинсами) и грампластинками. Вы, может, думаете, что на каникулы наши скромные африканцы стремились домой, в родную центральную и западную Африку? Хрен там. Ни один из них за все время ни разу домой не съездил. Или в Москву к товарищам, или в Европу. Особенно любили Италию и Францию, в меньшей степени Англию и Германию, возвращаясь с чемоданами штанов и дисков. Бля, как вспомню: штаны – 180 рублей, диск – 40, двойной – 80!!! И не надо никуда ходить: народ сам в очереди в комнату стоит. Зато уже со второго курса я гордо дефилировал в купленном на честно заработанные в стройотряде деньги умопомрачительном «деревянном» Blue Dollar-е, а не как все – во Wrangler-ах и Montana-х. Ну и с музыкой повезло. Правда, ни одной пластинки я так и не купил, но часто брал послушать и переписать. Если не считать всяких там Дон Саммер, Ирапшенов и Бони М, то иголка моего дохленького «Аккорда» неоднократно опускалась на еще пахнущие Европой борозды Deep Purple, Queen, Pink Floyd, Nazareth и еще многих групп, названия которых молодежи сейчас уже ничего не скажут. А вообще, сука был этот Вильямс Акиндел, скользкий какой-то.
Вот второй пигмей был душкой. Во-первых, дерьмо иностранное он привозил только на заказ и не много. Во-вторых, никогда не отказывался предоставить нам свою комнату в общаге на пару минут для подготовки к дискотеке – то есть принятия алкоголию. А однажды пригласил нас на какой-то свой пигмейский праздник и угостил национальной едой собственного приготовления. Помню огромное блюдо риса, по краям обложенное ломтями жареного картофеля, а в середине – куча мяса с острыми специями. Полагаю, что вместо картошки должны были быть африканские корешки, а на месте коровы – газель Томпсона, но и так все было очень неплохо – для студента еда невкусной не бывает, особенно под халявное пиво.
Заики – люди, как правило, скромные и тихие. Чем больше волнуются, тем больше заикаются. Ему же этот «фефект ечи» очень помогал учиться, то есть, конечно, не учиться, а получать приемлемые оценки – тройки. Поскольку учителя эту его особенность уже знали, то вызывали устно отвечать крайне редко, только в безысходной ситуации при необходимости поставить какую-нибудь отметку. Выглядело это всегда так:
- Расскажите нам о… (совершенно не важно, о чем, ответ все равно одинаковый)
- Э-э-э, э-мэм, э-э-э-э, э-мэм, э-эм-ме-мме, э-мэм…
- Балка, лежащая свободно на двух опорах?
- Да!
- Хорошо, дальше.
- Э-э-э, э-мэм, э-э-э-э, э-мэм, э-эм…
- Испытывает напряжение?
- Да!
- Очень хорошо. В каких местах и какого рода?
- Э-э-э, э-мэм, э-э-э-э…
- Давайте вашу зачетку, садитесь, три.
Песня. А еще он на занятия очки носил, которые делали его с виду очень умным. Он, сука, все это знал и никогда ничего не учил, сильно заикался специально, а курсовые и прочие работы делал за деньги. Желающих и тогда хватало. А вообще человек был очень неплохой и матом не говорил, он вообще говорить стеснялся. Я отмечал, что женился он на нашей девушке легкого поведения, специализировавшейся на неграх (по ее словам – для разнообразия) – Наташке, еще на последнем курсе, остался в Минске. Чем занимался – не знаю. Через пару лет летом я их, будучи в отпуске, встретил в городе вместе – девочку родили, уже почти два года ей было – замечательная такая мулаточка.
Вот насколько Африка разнообразна, да? Где-то живут «на лицо ужасные» темно-коричневые карлики, а почти рядом – черные как смоль с отливом в синеву гиганты. Вот это и были наши центрально-африканцы. Тот, который алкоголик, рассказывал, что дома вылечиться никак нельзя – очень много друзей и знакомых, все предлагают выпить, поскольку папа очень важный человек. Вот папа и послал его в СССР – у нас с алкоголизмом строго (как папа думал), а медицина бесплатная, и врачи хорошие, заодно, может, и диплом какой получится. Ну, с алкоголизмом-то у нас все хорошо было, вы же знаете. Поэтому первый курс прошел у нашего африканского друга размашистым пунктиром – в бесконечном запое с кратковременными возвращениями к жизни. А после первого курса, получив нагоняй в посольстве, он действительно ушел в академический и лег куда-то на лечение, короче – от нас ушел. А ничего такой хлопец – компанейский, пока был.
Второй был сыном главного религиозного деятеля страны – Центрально-Африканской Империи. Не знаю, какой религией руководил папа, но сын его был тихим, спокойным, скромным. Голос у него был удивительный – очень-очень низкий хриплый бас. Он сидел у меня за спиной, и меня пробирала дрожь, когда он наклонялся вперед, и в ухе звучало тихое рычание льва: «Ва-а-ай-да. Дай списать». Алкоголь и табак игнорировал во всех видах, правда, ближе к концу учебы выпивать все же научился. А дело было в том, что как раз в те годы происходил не совсем демократический процесс трансформации Империи в Республику, в результате которого был свергнут широко разрекламированный президент-людоед Бокасса. Папу нашего товарища этот процесс задел сильно – так, что его убили. И человек тридцать всех его родственников тоже. В Африке это в норме. Собственно, из всей родни чуть ли не только наш «Максимка» и спасся, после чего как-то вдруг в корне пересмотрел свои религиозные взгляды и жизненные позиции и стал все чаще закладывать за воротник, даже пару матерных слов разучил. Говорил, что домой ему возвращаться нельзя. Тем более, что к сроку окончания техникума там произошел еще один переворот, а позднее – еще несколько. Это Африка. Наша пословица «плох тот солдат, который не мечтает стать генералом» там трактуется смелее: «плох тот лейтенант, который не мечтает совершить переворот и стать президентом».

Это было бы все. Но есть еще один интересный персонаж – единственный латиноамериканец в техникуме. Он учился, вернее, числился, не в нашей группе, а в группе на курс младше, даже и не помню, какой специализации, по-моему, на архитектуре. Это и не важно, потому что он не учился вовсе, просто существовал. Почему он примазался именно к нашей группе, вернее, к ее минской части, остается загадкой, но на всех компанейских мероприятиях он был с нами. Звали его Володей, он сам так просил, потому испанского его имени уже и не помню. Лет ему было, по-моему, 28, если не больше, но в компании 18-летних он не чувствовался лишним. Родом из Панамы, как обычно – сын не просто не бедных родителей, а весьма состоятельных, но удивительно даже не это, удивительно, что за плечами он имел уже два высших (!!!) образования, причем одно – университетское. Нахрена ему сдался строительный техникум? Папа сказал: «Поезди, посмотри мир, сынок» А если ехать, то проще всего по официальной линии на учебу. В Европе был, в Штатах тоже, остается экзотический СССР. Минск он выбрал наугад также как и техникум – просто не знал, что это такое. А ему-то какая разница? Русский выучил очень быстро с нуля до свободного владения, в том числе и матерным, естественно. Отчислили его за демонстративное разгильдяйство после второго курса. Целый год после этого он еще жил в Минске, ездил в Москву и Европу, привозил нам разную фигню по мелочи, пьянствовал и гулял с нами… Интересный был парень, эрудированный и душа компании, очень внимательный ко всем без исключения. Человек–добро. Уехал, когда наша группа выпустилась. С удовольствием бы сейчас с ним встретился выпить-поболтать.
Всем нашим иностранцам большое спасибо от меня. За то, что уже в 18 лет я понял, что не важно, кто ты: негр, монгол, латинос или белорус; черный, желтый или белый. Важно только то, что ты из себя представляешь на самом деле. Национальный вопрос у меня решился легко и просто, раз и навсегда.
---------------------------

Осталась последняя история на эту тему. Как-нибудь позже.

Да Уго, ты действительно крут,

и добавить к этому...кроме возгласов восторга-нечего....
СПАСИБО..;)

як варонае яйка:D
завтра эпилог допишу. Пора со стройкой заканчивать.

Не получится. Или ты будешь первым, кто это смог.
Стройку закончить невозможно.
Её можно или приостановить, или прекратить.
Знаю по себе: дача недостроена, в квартире недоделанный ремонт...
Впрочем, лучше не о моих, а об известных стройках.
Коммунизм строили мильёны народу в разных странах туеву хучу лет, и так и не закончили.
А прекратить удалось без напряга.
Про Вавилонскую башню ваще молчу :.)
=
PS. А твой объект еще далеко не долгострой.
Вписывается в окружающую среду органично и не нарушает гармонии.
Если появится пристройка к главному корпусу - буду рад вместе с окружающей нас тут средой. Фторник и четверг тоже одобряют :.)