Истории, притчи, байки, шутки, статьи

Влипнуть.

Можно ли на рыбалке влипнуть? «Влипнуть» - не в смысле попасть в переплет или угодить в историю. Этого-то в рыбацкой жизни сколько угодно, а я имею в виду влипнуть в прямом смысле слова, то есть увязнуть. Оказывается можно и очень здорово.

Однажды, рыбача спиннингами на Западной Березине, мы с напарником – Константиновичем облавливали широкую излучину реки, известную в узких кругах, как Шестак. «Обстреляв» перекрестным огнем двух «палок» всю ширь речного поворота и не дождавшись поклевок решили двигаться дальше. Константинович пошел по берегу вверх по течению, а я решил по намытой течением песчаной косе пройти к выходу реки из поворота и побросать там. Середина лета – вода упала и песчаную косу от основного берега отделял ров шириной метров пять, на вид неглубокий с редкими листьями кувшинки.

Набросавшись вдоволь с косы, я решил напрямую перейти эту канаву и выбраться на основной берег. Осторожно сделав первый шаг, проверил, держит ли мой вес намытый половодьем ил и песок. Вроде держал. Я сделал второй шаг и сразу «ухнул» в грязь почти по пояс. Липкий грунт плотно охватил мои ноги, не позволяя сделать ими ни одного движения.

- «Влип студент», – вспомнил я известный фильм и от души выругался.

Сняв рюкзак, забросил его и спиннинг на берег, до которого было рукой подать, да не дотянешься. Результатом моих усилий по освобождению из грязи, стало то, что я влип уже почти по грудь. Поняв, что попал в зыбун и самому мне не выбраться, стал звать Константиновича. Он отзывался, но уйдя вперед, никак не хотел возвращаться. Наконец, вернулся.

- Ну, что тут у тебя стряслось?

- Да вот, влип.

- Ну, так вылазь, чего стоишь? – сказал он, недовольный возникшей задержкой в рыбалке.

- Не могу.

- Не придуривайся. Вылазь!

- Константинович, я не шучу. Не могу двинуть ногами. Засосало в грязь. Вырубите жердь и подайте ее мне с берега, иначе мне не вылезть.

Нехотя, считая, что я усугубляю на словах ситуацию, он выполнил мою просьбу и подал мне конец жерди. Я уцепился в нее, а он стал тянуть с берега, да не тут-то было.

- Ого! Ну и влип ты! – с удивлением воскликнул напарник, потянув жердь еще сильнее.

- Стоп! Если вы меня так будете тянуть, я упаду и вывожусь в грязи с ног до головы. Подайте жердь сюда.

Положив жердь на грязь перед собой, я стал, опираясь на нее, поочередно по одной пробовать вытащить ноги и, потихоньку, по сантиметру это стало получаться и вскоре одну ногу я смог вытащить и согнуть в колене. Затем взялся освобождать вторую и вытащил и ее. Константинович подал мне палку и держась за нее, я смог на коленях выползти обратно на песчаную косу. Болотники, пристегнутые к ремню подвязками, удержались на ногах, но были полны мерзкой, серо-коричневой грязи.

На кого я стал похож? На болотного черта и Константинович не смог удержаться от смеха, глядя на меня. Весь мокрый и измазанный липкой грязью, я тоже от души посмеялся, но в таком виде рыбачить дальше было не возможно. Пришлось раздеваться догола, купаться, чтобы смыть грязь с тела, выполаскивать одежду. Благо, было тепло и, хорошенько отжав постиранное, я надел всё на себя и мы продолжили рыбачить.

Почему я вспомнил этот давний случай? Да потому, что недавно на Усе с нами вновь приключилось подобное. Мой товарищ, видя следы рыбака на песчаной косе, смело пошел по ним, выбирая место для заброса. Мы рыбачили в дождь, уровень воды в реке слегка поднялся и тот грунт, который раньше держал рыбака, раскис, в том числе и от дождя и не выдержал. Мой товарищ прочно увяз, сначала одной ногой, а потом и другой.

- Подожди! Я сейчас тебя вытащу! – крикнул я и по его следам пошел к нему, собираясь подать руку, так как поблизости вырубить жердь было негде. Однако, я не учел, что вешу килограммов на тридцать больше друга и, державший поначалу грунт провалился и подо мной. Благо, мы увязли не глубоко и, став на карачки, нам удалось выдернуть ноги из грязи и вылезть из нее, но обмыться после этого, все же, пришлось.

Так что, влипнуть, рыбача на реке можно, еще как и поэтому, особенно, когда рыбачишь в одиночку, надо соблюдать осторожность передвигаясь по намытому зыбкому грунту отмелей и кос. Конечно, в нем не утонешь, но выбраться одному из липкой грязи без чьей-то помощи очень сложно, а иногда и невозможно.

На двух реках или не везет, так не везет.



Будильник был заведен на три пятнадцать, однако проснулся я в полтретьего и понял, что уже не засну. Седьмое июня – ночь в это время настолько коротка, что пролетает за пару часов. Выйдя, не одеваясь, из дому я огляделся. Узкий серп стареющей луны неверным светом освещал окрестности. Тусклые звезды мерцали на юго-западе небосвода, а на северо-востоке уже возникла и медленно расползалась по горизонту светлая полоса рождающегося дня. Почувствовав озноб от ночного холода, я вернулся в дом, оделся потеплее и заварил кофе.

В плане на день у меня была рыбалка в низовье Усы. Неделей раньше я уже ловил в тех местах, но выбрался поздновато, и яркое солнце вскоре обрубило клев, оставив чувство неудовлетворенности. Поклевок щуки было много, но ловилась одна мелочь, подлежащая амнистии и домой я забрал всего два экземпляра, достигших совершеннолетия. Казалось, упустил я время, когда на рассвете клюют самые крупные щуки, что и подвигло меня выехать в этот раз пораньше.

Снасти и сапоги были загружены в машину еще с вечера, чтобы не терять на сборы драгоценные утренние минуты. Прикинул, что если выеду не мешкая, то, как раз, на рассвете буду на месте и смогу в сумерках начать ловлю.

Ночная дорога заслуживает отдельного описания. Нигде ни души, встречных машин нет. При выезде термометр показал плюс четыре, а по дороге температура за бортом упала до одного градуса тепла, что вызвало образование обильного тумана в низинах и вблизи водоемов. Трасса от Узды к Подъельникам идет параллельно долине Усы, которая была заполнена плотным молоком тумана, из которого выглядывали вершины наиболее рослых олешин, обозначая русло реки. В свете месяца эта картина выглядела сказочно, умиротворяющее, будто время остановилось, и нет на земле никаких людей с их цивилизацией, суетой и проблемами.

Еще не было четырех, когда я вылез из машины и в потемках стал собирать спиннинг. Птичий хор еще только пробовал брать первые ноты. Вдали слышалось многократное «ку-ку». Оказывается, кукушка кукует и в темноте. Робко перекликались дрозды, пробуя голоса, в ивняке возле реки щелкал соловей. Ветра не было, но светлую полосу зари с севера стало затягивать облачностью, значит, днем подует северный ветер, и будут облака на небе, что не так уж плохо при ловле хищника.

Не теряя времени, по темноте я направился к дальней точке маршрута вверх по течению, чтобы к рассвету быть на месте и начать ловить. Высокая прибрежная трава была мокрой от росы и, несмотря на то, что я был в высоких болотных сапогах, в момент промок до пояса, что было довольно неприятно. Прибыв на место, не дожидаясь светла, я снарядил спиннинг крупной кислотной резиной и стал бросать на глубоком прогоне с медленным течением. Буквально на втором забросе посередине русла последовал щучий «тук» и массивная рыбина завозилась на другом конце лесы. Сопротивление было настолько сильным, что я с трудом смог сделать несколько оборотов катушкой, спиннинг согнулся так, что я засомневался в его прочности. Рыбина вышла на поверхность, хотя я и опустил конец удилища к воде, забурлила водой и сорвалась, оставив на приманке глубокие порезы от зубов.

- Первая сошла. Плохая примета, - подумал я рассматривая в неверном свете приманку.

Крюк не разогнулся, выдержал, но я увидел то, на что раньше не обратил внимание. Зубец на жале крюка был очень маленький и в результате крюк легко выскочил из костистой пасти хищника во время борьбы. Покопавшись в сумке, я проверил все джигголовки этой фирмы. На всех зубец был очень мал. Сменив приманку на флюоресцирующую на нормальном крюке, я продолжил лов и вскоре выдернул щучку чуть меньше килограмма, но не за нею я ехал сюда в такую рань.

Рассвело, и я, оглядевшись, заметил, что весь заливной луг в пойме седой. Иней покрывал всю траву – роса на рассвете замерзла. Не часто такое бывает в июне.

Спускаясь вниз по течению, я облавливал знакомые по прошлым рыбалкам места. Река жила своею жизнью: нередко показывалась голова бобра, занятого своими заботами, часто слышались всплески рыбы, от чего шли круги по воде, которые могли создать только солидные экземпляры. Плеск белой рыбы подвигнул меня заменить резину вертушкой. Однажды что-то хорошенько боднуло ее, но не засеклось. Но я приехал за щукой и после нескольких десятков забросов вновь сменил вертушку на резину. К сожалению, на самых «вкусных» местах, на которые у меня были большие надежды, поклевок не последовало, пока я не дошел до омута, из которого в прошлом году неоднократно доставал солидных щук.

Уровень воды в Усе в этом году в связи с весенней засухой низкий, обнажились все корчи и коряги, ранее прятавшиеся в глубине, и зацепов стало больше. Перед тем, как забросить спиннинг в омут, я сменил приманку на более легкую, памятуя, что берут здесь щуки при очень медленной проводке. На первом же забросе последовала поклевка. Экземпляр был неплохой, килограмма под два. Щука вышла на поверхность и я смог оценить ее размеры. Стараясь не дать слабины, я подтащил отчаянно сопротивляющуюся рыбину к берегу и уже собирался схватить ее за жабры и тут она сошла. Поматерившись всласть, огорченный неудачей, я продолжил облавливать реку, пока не дошел до нового моста в Подъельниках. Глянув на часы, и отметив, что еще только восемь утра, решил ловить ниже моста, чего я обычно не практикую, но возвращаться домой всего с одной щученкой не хотелось.

Река ниже моста меняет свой характер, течет по заливному лугу, становится шире, течение замедляется. Берега местами голые, обрывистые, довольно высокие, а кое-где поросли ивняком и ольхой. Есть ряд привлекательных для спиннингистов поворотных ям. На одном из поворотов после заброса последовал рывок, потом еще один и третий, когда я уже вынимал приманку из воды. Щучий подросток, как собака, кусал резину не засекаясь. Я отошел от берега, чтобы не пугать рыбу своим присутствием и вновь забросил по той же траектории. В конце проводки щука чуть меньше килограмма повисла на крюке и была благополучно доставлена на берег.

Постепенно я приближался к месту слияния Усы и Лоши. Там на берегу воздвигнут крест, обозначающий начало новой реки – нашего любимого Батьки-Нёмана. Вроде и небольшая река Лоша, но воды дает столько, что сразу видно, что дальше течет совсем другая река, степенная, с плавными изгибами и поворотами, плесами, поросшими высшими водными растениями: кубышкой, рдестом. Коряг значительно меньше, чем в Усе.

Бросая приманку в воды Нёмана, я гадал, подарит ли он мне щуку сегодня? Может невезуха кончится с окончанием Усы? Щука клюнула за нависающим над водой кустом лозы, достойно упиралась, но постепенно приближалась ко мне. И тут внезапно обрыв плети, причем свободный конец ее не утонул, а лег на прибрежные листы кубышки, периодически сдвигаясь на полметра – метр. Дотянуться рукой до него я не мог. Тогда я поробовал намотать плеть на кончик удилища и с третьего раза мне это удалось – плеть прочно завязалась за тюльпан, что позволило мне вытащить приманку, но щуки на крюке уже не оказалось. Не везет, так не везет! Надо завершать этот неудачный поход. Почему лопнула плеть? В этом я виноват. Незадолго перед этим на плети возник маленький узелок. Он не мешал забрасывать и я решил доловить до конца дня не перевязываясь, вот и поплатился.

Красивых мест на Нёмане много, некоторые местными рыбаками оборудованы стационарными скамеечками, стульями и ступенями. Пройдя вниз по течению почти до моста в Песочном, я повернул обратно, решив самые понравившиеся места, по ходу, обловить вертушкой. Окунь не заставил себя ждать. Первого стограммовика я отпустил обратно в Нёман, а второй посолиднее поехал со мной - люблю жареных окуней. Уже на Усе, по пути к машине, я забросил вертушку в обширную поворотную яму, где на резину не клюнуло. Сначала последовал один удар, сопротивление, борьба и сход, затем в другой части ямы поклевка, борьба и сход. После этого я в сердцах разобрал спиннинг, спрятал приманки в сумку и напрямую через луга пошел к машине.

Анализируя по дороге домой причины стольких сходов, пришел к выводу, что виновато удилище. В следующий раз приеду сюда с другой «палкой».

У Круглицы.



По пути к реке, проехав через деревню Круглица, я свернул на лесную дорожку, ведущую к строению среди леса в живописнейшем месте на берегу Нёмана, и был крайне удивлен, обнаружив вместо здания голый фундамент, обгоревшие сосны и дубы поблизости. Полыхало здесь страшно – сгорело все дотла. Похоже, что никто и не пробовал тушить этот пожар. То, что дом служил не жильем, а базой для отдыха или домиком рыбака подтверждалось отсутствием каких-либо хозпостроек, заборов и свободной от грядок прилегающей территории, на которой с трудом, за несколько заходов, можно было развернуться на легковой машине.

-Что это? Короткое замыкание или людская злоба и зависть? Скорее, последнее, - подумал я, паркуя машину рядом с фундаментом.

Но, даже это удручающее обстоятельство не смогло омрачить радость от долгожданной встречи с любимой рекой. Я спустился к воде, поздоровался с дубом-патриархом, который, встретив очередную весну, уже зацвел, наверное, в четырехсотый раз за свою долгую жизнь. Дерево, несмотря на свой возраст, совершенно здорово – ни одной сухой стволовой ветви. Видимо, сказывается близость Нёмана, питающего его животворной силой: влаги всегда хватает, да и вешние воды приносят к корням великана в достатке питательных веществ.

-Здравствуй Батька-Нёман! Долго же ты не подпускал меня к себе в этом году, - мысленно приветствовал я любимую реку.

Действительно, весь ранне-весенний период уровень воды держался очень высокий, подтопив берега, луга и все подходы к реке, не позволяя начать, с нетерпением ожидаемый, спиннинговый сезон. Да и сейчас, в начале мая, воды еще так много, что подойти к реке можно далеко не всюду – луговины и кусты подтоплены, пройти вдоль уреза воды практически невозможно. Мелкие старицы, практически пересыхающие летом, сейчас заполнены водой до краев, а прорытые бобрами ровчаки, соединяющие их с рекой, стали для рыбака ловушками, угодив в которую не избежишь весеннего окунания.

Вода пока еще темная и мутная: ловить придется на яркие «кислотные» или флюоресцирующие приманки. На коленях пред рекой, собрал спиннинг, выбрал приманку из великой коллекции оных, накопившейся за многие годы.

Обильная роса на траве обещала ясный погожий день. Река еще дремала – ни всплеска рыбы нигде, только буруны, закипающие над подводными препятствиями: топляками, корягами, рвущимися на поверхность косами водяных трав. Вспомнилось, как в это же время два года назад, река здесь, буквально, кипела от жирующей белой рыбы, хватающей с поверхности вылетевшую поденку, а сегодня тихо.

Первые забросы испод сени, нависающих над водой, старых ив удачи не принесли: слишком мощное течение по всей ширине реки мгновенно сносило приманку к берегу, выталкивая ее на поверхность. Негде здесь щуке-засаднице притаиться, да и бросать плохо – вода высокая, ветви ив близко к поверхности. Того и гляди, зацепишь за них плеть при малейшей оплошности при забросе. Надо искать новое место.

Пошел вверх по течению на свободную от деревьев луговину, но подойти к руслу реки не удалось: она подтоплена, а заходить в воду в мае при рыбалке правила не позволяют. Прошел еще выше, местами делая забросы, пока не дошел до поворота, где Нёман уже много лет борется с высокой песчаной горой, поросшей зрелыми соснами, оказавшейся у него на пути, и уже здорово преуспел в этом. Высокий песчаный обрыв, вымытый рекой, на котором лежат стволы поверженных в этом бою сосен, говорит о мощи реки. Вспомнилось: «Вода камень точит», а здесь всего лишь песок – нет сомнений в том, кто выйдет победителем. Напротив обрыва Нёман намыл полуостров, уже поросший лесом, на котором, как невеста среди зелени, белеет обильно цветущая черемуха. Давно заметил: Столбцовщина, всего-то, на сотню километров юго-западнее Минска, а здесь значительно теплее – все уже вовсю цветет, когда в столице растения в бутонах. На вершине обрыва, несмотря на выходной, безлюдно и достаточно чисто, только многочисленные следы от костров. Видимо, ездят на эту гору отдыхать люди, которым дорога красота природы Нёмана и засорять ее рука не поднимается. Совсем другая картина на доступных водоемах вокруг столицы, например Койдановское озеро, где берега водоема состоят из пластика и стекла, перемешанного с торфом. Там ловят рыбу те, кому красота природы безразлична и они вполне комфортно чувствуют себя на свалке.

Миновав гору, полюбовавшись, открывшимися с ее вершины просторами и сделав несколько снимков, вышел на подтопленный луг. К сожалению, пройти по берегу дальше не удалось – вода высокая.

- Да. Подпустил ты меня сегодня к себе только поздороваться, а половить толком не дал, - подумал я, мысленно обращаясь к Батьке.

Придется подождать пару недель, пока спадет вода. Солнце уже поднялось, река ожила, полетела поденка, оставляя круги на воде от хватающей ее рыбы.

- Надо будет взять лайт-спиннинг и приманки на голавля, язя и жереха, а не нацеливаться только на щуку,- сделал вывод я, подходя к машине и обдумывая свой следующий визит к Нёману.

Экстремальная рыбалка.


Снег сыпал всю пятницу, всю субботу и ночь на воскресенье. Поглядывая в окно и на прогноз погоды, который обещал штормовой ветер и мороз, я уже стал сомневаться ехать на водохранилище или нет. Наверное, если бы была возможность ездить на рыбалку в десять раз чаще, я бы не поехал, переждал бы шторм и ловил в комфортных условиях после него, но у меня был единственный выходной – воскресенье и пропустить рыбалку из-за плохой погоды я не мог. Март – скоро конец ледового сезона, а я еще совсем не наловился со льда, поэтому просто достал полиэтиленовую палатку, которой не пользовался лет десять и затолкал ее в рюкзак на всякий случай. Мотыль, личинки репейной моли, прикормка были закуплены еще в пятницу, когда погода была вполне нормальная и ничего не предвещало ее резкого ухудшения.

Несмотря на глобальное потепление и начало календарной весны, март у нас в Беларуси вполне зимний месяц. Именно в марте несколько лет назад случился снежный шторм по имени «Хавьер», который в той или иной степени затронул и остался в памяти каждого жителя страны. Это слово стало нарицательным в Беларуси и кто-то из блогеров предложил измерять непогоду в хавьерах – 0,3 хавьера, 0,5 хавьера, абсолютный и пока непревзойденный предел непогоды 1,0 хавьер. Это, конечно же, в шутку, но идея интересная. Вот и в этом году к началу марта установились морозы, навалило почти полметра снега.

Утром выглянул в окно: снегу за ночь подсыпало еще сантиметров пятнадцать, ветер нещадно шкомутал деревья и градусник показывал четырнадцать градусов мороза, однако, решение принято, отступать не привык – еду! Быстро собрал все, заготовленное еще с вечера в рюкзак, оделся потеплее и вышел на улицу. Стоя на остановке в ожидании первого автобуса, который должен был довезти меня до железнодорожной станции, я сомневался придет ли, но он, к моей радости, пришел, несмотря на заснеженную дорогу. По пути на станцию длинный автобус несколько раз буксовал, не в силах тронуться после остановки и только благодаря мастерству водителя еле взобрался на вершину затяжного подъема. Все сложилось удачно, доехал я вовремя и, даже, успел купить билет на электричку, да вот только товарища, с которым договорились рыбачить, в вагоне не оказалось. Сдрейфил… Ну, что ж, бывает.

На нужной остановке из вагонов вывалил «ограниченный контингент» особо отмороженных рыбаков, которым все нипочем, дружно задымил сигаретами и быстрым шагом направился в сторону дамбы. Я пропустил молодежь вперед – пусть топчут тропу, мне спешить некуда и пошел за ними. Несмотря на возраст, я не утратил необычайное ощущение распирающей грудь радости от предвкушения рыбалки, заставляющей улыбаться во весь рот при каждом приезде на водоем.

В городе ощущалось, что погода плохая, но насколько она жуткая я понял только выйдя на лед громадного водохранилища. Ледяной штормовой ветер гнал по поверхности заснеженного водоема поземку из мельчайшей снежной пыли, которая норовила забиться под одежду, в ноздри, мешая дышать, в очки, ухудшая и без того очень ограниченную видимость. Снега на льду было по колено, а возле берега намело и того больше.

- Куда я иду? Как тут ловить в такую непогодь? – задавался я вопросами, ступая след в след за впереди идущими рыбаками и медленно продвигаясь по водоему.

Цель – найти ямку на дне, на которой недавно неплохо поклевывало, в последствии обозначенную ветками деревьев, да только не видно в пурге ничего. Неподалеку от нее был вморожен в лед кол с привязанным к нему синим пакетом. В поисках этого ориентира я сошел с тропы и пошел по снежной целине, выдерживая по памяти направление. Идти по глубокому снегу было крайне тяжело и, несмотря на мороз и пронизывающий ветер, я вскоре вспотел, так как одет был очень тепло. Вот и кол, но без пакета – унесло его штормом, а от кола уже видны и ветки над ямкой. Наконец дошел. Теперь надо срочно бурить лунки, закармливать их и скорее прятаться в палатку, пока не продуло. Недолго и заболеть.

Пробурив четыре лунки в двадцати метрах одна от другой, опорожнил по две кормушки самодельного прикорма в каждую. Развернул палатку и спрятался в ней от пронизывающего ветра: можно отдышаться, остыть и передохнуть после марш-броска по глубокому рыхлому снегу. Несмотря на то, что ветер люто трепал полотнища палатки, от чего они оглушающе трещали и хлопали я почувствовал себя относительно комфортно. Снежная пыль не засыпала мгновенно лунку, что позволяло начать ловлю на крючок с поплавком со дна. Снарядив удочку, наживив крючок бутербродом из мотыля и репейной моли, я опустил его на дно, а сам, достав термос, решил перекусить, дожидаясь когда рыба подойдет на прикормку.

Вскоре поплавок шевельнулся и медленно поплыл по лунке, потом пару раз дернулся, но слишком резко – не похоже на плотву. Попробовал подсечь – мимо и так несколько раз, но наконец поймал. Что бы вы думали? Ерша? Нет! Колюшку трехиглую! Вот уж чего не ожидал вытащить с пятиметровой глубины вдали от берега. Через пару минут достал на лед вторую – надо менять лунку.

Вылез из палатки – на месте просверленных и закормленных лунок ровная снежная поверхность. Если бы не торчали ветки рядом с лунками, никогда бы не нашел, а ведь прошло всего-то меньше часа. Разбрасывая свежий снег ногами, выкопал окоп с лункой на дне. Быстро, пока опять не замело, перетащил снасти, рюкзак со стульчиком, палатку, установил над ним и продолжил ловить.

Наконец, настоящий лещёвый подъем – притопленный поплавок всплыл на поверхность. Это был действительно лещ, только граммов пятьдесят весом. «Лаврушка», как его ласково называют рыболовы, так как он похож на лавровый лист. Такой маленький, а клюет «по взрослому». Ожидал, что и дальше будет клевать мелочь подлещика, но спустя десяток минут выловил плотву, не «морскую» двухсотграммовую красавицу, а в два раза меньшую. Это обрадовало – рыба подошла, прикорм работает. За час достал еще пару штук из этой лунки и перетащил всё хозяйство на третью, на которой в течение получаса поклевок не было. На четвертой лунке достал серию из четырех плотвиц и опять затихло. Вернулся на первую – колюшки ушли, но клевало слабовато – поймал всего пару плоток. Так я и ходил по кругу, повторяя все необходимые манипуляции: откапывание лунки, перенос снастей и барахла, установку палатки. Без нее ловить на бешеном ветру было невозможно. Хорошо, что я ее взял, иначе пропала бы рыбалка.

После полудня солнце стало просвечиваться через мутное небо, снегопад прекратился, зато ветер стал еще сильнее и сопровождался свирепыми порывами. Сотня крыльев виндсерферов расцветила небо вдали – для них такой ветер праздник.

На четвертой лунке я задержался. После двух часов дня стала активнее ловиться плотва, причем несколько штук попалось совсем приятного размера. Прояснилось, по весеннему засветило солнце, да так, что в палатке стало жарко. Из-за тесноты и ветра дважды путалась тонкая леска, что приводило к потере времени на ее распутывание. Скрюченное положение тела, бесконечный шум от треплющихся полотнищ палатки со временем привели к тому, что я стал чувствовать дискомфорт, а не удовольствие от рыбалки. Ожидаемый послеобеденный жор так и не наступил и в четыре по полудни я эту экстремальную рыбалку завершил. Рыбалка состоялась. Рыбу я поймал и, как говорят, «усталый, но довольный» побрел по снегу на станцию. Рыбалка хороша в любую погоду, надо только к ней соответственно подготовиться. Ведь именно этого шторма, метели, физических нагрузок нам не хватает в повседневной жизни. За ними мы и едем на лед и, главное, никогда не менять принятого решения.

За что?


Преподаватель математики Витебского политехникума Семен Василевич Церковский пружинящей походкой возвращался с работы домой в благодушном настроении, насвистывая тихонько кавалерийский марш и мысленно строя планы на предстоящие Октябрьские праздники.

- Схожу седьмого с утра на демонстрацию, пройду в колонне с учащимися и преподавателями. Вечером сходим с Ниной к кому-нибудь из друзей, посидим, поговорим, попразднуем, а восьмого с утра пойду на реку, порыбачу, - предполагал сорокалетний мужчина, однако, как говорят: «Жизнь – это то, что с вами случается, как раз тогда, когда у вас совсем другие планы.»

Семен Васильевич в Витебске был фигурой заметной: не так уж и много было в те времена людей с высшим образованием в этом областном городе. Высокий, стройный, изящный, умеющий одеваться и носить одежду. Душа общества: веселый, с немного шипящим смехом, любитель попеть и потанцевать, прекрасный рассказчик и немного актер. Часто смешил компанию тем, что изображал в сценке подвыпившего местечкового еврейчика, засунув большие пальцы рук в проймы жилетки и выписывая кренделя ногами. Имея от рождения музыкальный слух, хорошо пел и играл на фортепиано.

Тонко чувствовал природу – сродни Паустовскому, страстный рыбак, но не охотился, хотя в лесу ориентировался прекрасно. Хорошо играл в шахматы и даже в гостях много времени уделял этой игре, вместо того, чтобы пить водку. Благодаря перечисленным качествам легко сходился с людьми, имел множество друзей, относившихся к нему с любовью и уважением. Не любил политику и не интересовался ею, избегал разговоров о ней в компаниях.

В семье был непрактичным, не любил работу по хозяйству и нередко восставал против абсолютно правильного, но слишком настойчивого привлечения к хозяйственным делам женою Ниной, зато подолгу и с удовольствием занимался детьми, играл с ними. Шестнадцатилетнюю дочь Ларису очень любил и баловал, но мог и повоспитывать и когда сердился на нее называл «Ларисса!» Именно так – с двумя «с».

Выпускник Петроградского пединститута, к учительской работе он относился очень ответственно, регулярно готовился к урокам и даже написал в соавторстве с другом учебник математики на белорусском языке.

В тот вечер, поужинав и расспросив дочку и проживающую у них племянницу Нюру об их школьных успехах, глава семьи собрался укладываться спать, но душу не покидало возникшее в последние месяцы, когда стали по всему городу «хватать» людей, беспокойство. По вечерам оно ощущалось особенно сильно.

- Неужели столько врагов вокруг? Никогда бы не подумал, что знакомые мне люди «враги народа», - задавался он вопросом, вспоминая недавно арестованных. – Но я же до мозга костей советский человек, ничего незаконного никогда не совершал. Меня это не коснется, - старался успокоить себя и на тревожные вопросы жены: «Как уберечься? А может быть уехать в деревню? Но на что тогда жить?» отвечал. – Успокойся Нина, все будет хорошо, - хотя сам в этом не был уверен.

После полуночи загрохотали в дверь тяжелые удары.

- Неужели это за мной, - оборвалось сердце и глянув на растерянное, полное страха лицо жены, Семен Васильевич пошел открывать.

В квартиру ввалились пять человек: два милиционера в форме, понятые и еще кто-то в штатском. Уточнив личность главы семьи, приказали всем сесть и оставаться на местах. Стали производить обыск, но как-то несерьезно – для соблюдения «законности». Перенюхали все бутылочки в аптечке. Аккуратно перетрясли и пересмотрели книги домашней библиотеки. Забрали книгу по истории Отечественной войны 1812 года, по которой Лариса готовила доклад в школе и где были портреты всех героев – генералов с эполетами: «А вот тут у вас царские генералы». Девочки – школьницы Лариса и Нюра позволили себе громко негодовать, глядя на это. Семен Васильевич сидел опустив голову подавленный и молчал. Потом ему скомандовали одеваться и он, обняв родных и попрощавшись, вышел из квартиры, сопровождаемый милиционерами.

- Я провожу тебя, Сеня, - сказала жена, набрасывая пальто и выходя вслед за ними.

«Воронка» во дворе не было – видимо не хватало транспорта у репрессивных органов и в тюрьму они пошли пешком: два милиционера по сторонам арестованного и человек в штатском сзади. За ними, отставая на шаг, быстро, иногда подбегая, шла Нина. Все молчали. У ворот тюрьмы Семен Васильевич обернулся и сказал.

- Я вернусь, Нина! Я ни в чем не виноват! – на что она ответила. – Я буду ждать тебя, Сеня!

У стен тюрьмы в эту ночь было многолюдно. Потолкавшись среди несчастных жен и детей арестованных в надежде на чудо, что арест мужа – досадное недоразумение и его выпустят, Нина под утро в слезах пошла домой. Чуда не произошло и надо было продолжать жить и идти на работу в школу.

В тюрьме Семена Васильевича затолкнули в переполненную потерянными, озабоченными своей судьбой людьми камеру, где можно было только стоять или присесть на корточки. Стояла духота и странная тишина. Шокированные случившимся с ними, арестованные не разговаривали. Погрузившись в свои мысли каждый задавал себе один и тот же вопрос: «За что?» Многие лица сокамерников были наглядно знакомы Семену Васильевичу. Среди них были преподаватели Витебских учебных заведений, с которыми он встречался на педагогических конференциях и другие представители интеллигенции города. Людей по одному вызывали и обратно в камеру они уже не возвращались. Наступил черед Семена Васильевича.

В кабинете человек в мундире НКВД, уточнив паспортные данные педагога сказал.

- Нам достоверно известно, что вы являетесь членом контрреволюционной организации. Назовите своих сообщников и какую антисоветскую деятельность вы вели?

Огорошенный этой информацией, учитель онемел на пару секунд, но взяв себя в руки ответил.

- Это абсурд. Я советский человек, ни в какой организации не состою и ничего незаконного не совершал.

- Я и не рассчитывал, что вы сразу сознаетесь. Что ж, даю вам время подумать. Встретимся завтра, - сказал следователь.

Он считал, что у каждого гражданина есть грешки за душой и если его хорошенько прижать, он вспомнит все и сам расскажет о себе, иногда даже то, чего не совершал.

Семена Васильевича отвели в узкую, похожую на келью, камеру без окон и нар, освещавшуюся тусклой, забранной в решетку, лампочкой под потолком. Втолкнув учителя в камеру, конвоир сказал.

- Сидеть, лежать, спать запрещено! За нарушение будете наказаны.

В первое время Семену Васильевичу было не до сна. Его мучил вопрос: «За что? За что я попал сюда?». Он стал вспоминать свою жизнь, придирчиво перебирая период за периодом в поисках эпизода, который мог послужить поводом для его ареста.

- С учащимися техникума никаких бесед на политические темы я не водил. Математика не тот предмет, где можно говорить на отвлеченные темы во время урока.

С сотрудниками тоже таких разговоров он не припомнил. На собраниях отмалчивался, стараясь не выделяться. Анекдотов он знал много и мастерски их рассказывал, но политических избегал и, даже если кто-то в компании рассказывал такой, никогда не смеялся, пропуская мимо ушей. Мог только шепотом пересказать жене наедине особенно понравившийся.

- Может быть донос? – подумал он, перебирая в памяти знакомых. С коллегами и друзьями он был в хороших ровных отношениях и считал, что врагов у него нет. Вспомнилась сотрудница, с которой когда-то был конфликт и отношения не сложились. – Может она написала какую-нибудь напраслину? А может быть вспомнили, что во время Первой мировой войны я закончил ускоренные курсы прапорщиков – на фронте были большие потери? Но повоевать не довелось – грянула революция.

Так он и мерял шагами камеру, перелистывая в памяти дневник своей жизни и не находя ответа на вопрос: «За что?». Той ночью он не спал ни минуты.

На следующем допросе все повторилось: на заданные следователем вопросы Семен Васильевич ответил.

- Я долго думал, вспомнил всю свою жизнь, но мне не в чем признаваться. Я невиновен. Повторяю: я советский человек, ни в каких организациях не состоял и никакой антисоветской деятельности не вел.

Его отправили обратно в ту же камеру, но теперь надзиратель каждые полчаса заглядывал в окошко для передачи пищи, кричал: «Не спать!» и лязгал ключами по железной обшивке двери. Находиться вторые сутки на ногах и без сна было очень тяжело: ноги распухли в голеностопных суставах, глаза слипались, но он терпел.

На следующий день допрос начался с тех же вопросов, на которые учитель дал те же ответы, что и накануне.

- Ну что ж. Не хотите по хорошему, попробуем иначе, - следователь постучал в дверь и кого-то позвал. В кабинет вошел здоровенный верзила и жестоко избил арестованного, после чего его отвели обратно в камеру, опять не давали спать, а когда он в изнеможении рухнул на пол вновь избили ногами уже лежачего.

- На следующем допросе следователь получив от арестованного прежние ответы на свои вопросы сказал.

- Вы не осознаете всей тяжести вашего положения. Ваши статьи: контрреволюционная и антисоветская деятельность – расстрельные. Но если вы назовете сообщников и дадите на них показания, я могу переквалифицировать статью на 58 – десять лет лагерей. Жить останетесь.

- Я советский человек. Никаких преступлений не совершал. У меня нет никаких сообщников, а оговаривать невиновных я не буду, - ответил Семен Васильевич, с трудом выговаривая слова разбитыми и опухшими губами.

- Я вас предупредил. Теперь вы знаете, что вас ждет. Уведите, - скомандовал следователь конвоиру.

Находясь в следственном изоляторе Семен Васильевич не имел никакой связи с внешним миром. Не знал он, что одновременно с ним был арестован его лучший друг – Николай Иосифович Качинский – преподаватель Витебского пединститута и множество других представителей Витебской интеллигенции, светлых умов, являющихся гордостью города. Не знал он и того, что Нина почти ежедневно подолгу дежурит у ворот тюрьмы в надежде получить весточку или хоть какую-то информацию о муже; что она съездила на прием к Пешковой – жене Максима Горького, надеясь у нее найти защиту; что дочь Ларису не приняли в комсомол, заклеймив «дочерью врага народа». Но они не сдавались. Они твердо верили, что вскроется чудовищная ошибка, что их муж и отец вот-вот вернется и они заживут вместе счастливо, как прежде. Но чуда не случилось…

Однажды, безрезультатно завершив очередной допрос Церковского, следователь, глянув на календарь, подумал.

- Сроки поджимают. Упрямый оказался интеллигентишка, а по виду и не скажешь. Ничего, не «раскалывается» сам, возьмем в оборот его знакомых, которые напишут о нем все что им скажут, в том числе и чего никогда не было и материалов для верстки «дела» хватит и без его признания.

Спустя недели полторы после ареста допросы внезапно прекратились. Семена Васильевича вернули в общую камеру, где он смог наконец-то поспать и оправиться от последствий регулярного избиения. Возникла надежда.

- Разберутся и отпустят. А может быть готовят материалы для суда?

Во всяком случае на месяца полтора его оставили в покое. Все это время он думал о своих родных.

- Как они там без меня? Как отразился мой арест на их судьбах? Здоровы ли? Хоть бы какую весточку от них получить…

Наступил Новый 1938 год, но его приход арестантами остался почти не замеченным. В ночь на третье января загрохотал засов на двери камеры и раздался голос надзирателя.

- Церковский! На выход. Вещи не брать, они не понадобятся.

- Куда меня? На допрос? Поздновато. Может на этап? Но почему тогда вещи не брать? На суд ночью тоже не поведут, - закрутились мысли одна за другой и одновременно нарастало беспокойство.

Накинув пальто, он вышел из камеры, сопровождаемый конвоиром. Во внутреннем дворике тюрьмы его и еще пару арестованных погрузили в кузов крытого тентом грузовика с высокими бортами. Конвоиры уселись у заднего борта и машина выехала за ворота. Зимний ночной Витебск был виден из-за спин конвоиров и после затхлости камеры Семен Васильевич с жадностью вдыхал морозный воздух и смотрел истосковавшимся взглядом на ставшие родными улицы города. С нежностью вспомнил свою семью.

- Как они там? Небось спят уже давно. А Новый год как встретили?

Машина, миновав городские окраины, устремилась в сторону лесного массива и вскоре остановилась на поляне.

- Церковский! Вылезай, - прозвучала команда и Семен Васильевич, окруженный конвоирами, спрыгнул на снег и огляделся.

Посреди заснеженной поляны в тусклом свете луны желтел отвал свежевырытого песка, перед ним угадывался ров. Штабель аккуратно снятого дерна был сложен рядом. В мозгу Семена Васильевича мелькнула ужасающая догадка, что наступили последние минуты его жизни и нервы у него сдали.

- За что?! – закричал он во весь голос. – За что?! Скажите, за что?! – повторял он пока конвоиры, подхватив его под руки, тащили его к яме, а кто-то третий тыкал в спину стволом пистолета. Последним, что он увидел стоя на краю своей могилы и с ужасом заглянув в ее темную глубину были тела расстрелянных людей. Яркая вспышка разорвала мозг. Звука выстрела он уже не услышал…

Семен Васильевич так и не получил ответ на вопрос: «За что?» Так и не довелось ему узнать, что он стал жертвой «Большого террора», в частности «Большого хапуна», как назвали в народе чудовищную операцию репрессивных органов по истреблению интеллигенции.


Выписка из Списка жертв политического террора в СССР:
Церковский Семен Васильевич
Родился в 1896 г., д. Замошенье Бешенковичского р-на; белорус; образование высшее; преподаватель, Витебск.политехникум. Проживал: Витебская обл., Витебский р-н, Витебск.
Арестован 1 ноября 1937 г.
Приговорен: Комиссия НКВД СССР и Прокурора СССР 15 ноября 1937 г., обв.: 64, 70, 71 УК БССР - член к/р орг-ции, а/с деят-сть.
Приговор: ВМН Реабилитирован 6 сентября 1957 г. Колл.по уг.д.ВС БССР
Источник: Белорусский "Мемориал"

Там за рекой Украина.


Однажды, при встрече, мой старый друг – заядлый рыболов поделился впечатлениями от поездки в Жары и рыбалки на Днепре.

- Был я там в июне. Рыбы – немеряно! Выплыл утром на лодке в залив – со всех сторон только: плюх, да плюх, как будто падает что-то тяжелое в воду, а это рыба так плещется. Представь себе размеры. Местные поймали пудового сома, да и я сам не мало наловил спиннингом.

- А где эти Жары? – решил я уточнить.

- Если смотреть на карту Беларуси, то на юго-востоке глубоко в Украину по направлению к Киеву вторгается аппендикс нашей территории – самая южная ее часть. Вот на этом аппендиксе и находится два села: Верхние и Нижние Жары. Собираюсь туда на неделю в августе. Если хочешь – поехали вместе, - предложил товарищ.

- Так, там же Чернобыль рядом, - прикинул я, вспоминая карту.

- Совершенно верно. От Верхних Жаров до аварийного реактора Чернобыльской станции чуть более тридцати километров по прямой, но что интересно: это село облако не накрыло и уровень радиации там нормальный – люди продолжают жить. А вот Нижним Жарам, которые чуть южнее, повезло меньше и их отселили.

- Ты знаешь, поеду. Давно хотел побывать в тех местах. Когда еще судьба туда занесет, - решил я, чуток подумав. – А где мы будем ночевать? Палатку брать?

- Не нужна палатка. В Верхних Жарах живет моя тетка с дочкой и зятем в просторном доме. Там и разместимся. Я в этих местах в школьные годы проводил все летние каникулы, знаю их как свои пять пальцев.

- Решено. Когда едем?

- В конце августа.

Скажу честно, эта идея мне пришлась очень по душе. Люблю дальние поездки в новые места и я загорелся: стал изучать снимки той местности из космоса, Днепр и его затоны, информацию в интернете, прикидывать где, как и на что можно будет порыбачить. Снимки Жаров со спутников удивили: в отличие от деревень центральной Беларуси, где дома стоят четкими рядами вдоль улиц, в этих селах хаты были беспорядочно разбросаны и вся территория была испещрена паутиной белесых дорог и дорожек. Улицы существовали лишь номинально, автомобили ездили по селу, как кому вздумается. Верхние Жары стоят вдоль берега большого днепровского залива – Любитова, а Нижние на берегу самого Днепра, но всё это пограничная с Украиной зона. По этой причине нам пришлось сходить в банк и заплатить госпошлину за пребывание в пограничной зоне. Смысл этого побора мне не понятен – не знаю за что заплатил. С пограничниками мы в Жарах не встречались, никаких услуг они нам не оказывали и других действий в отношении нас не предпринимали.

Помимо ультралайт-спиннинга пришлось снарядить довольно мощную снасть в расчете на возможную поклевку рыбы, которую я еще никогда не ловил – сома. Перебрал приманки, подобрал подходящие для лова в тех условиях, сложил в рюкзак. С собой мы решили взять надувные лодки, чтобы на месте ни у кого не просить плавсредство и ни от кого не зависеть.

И вот, наконец, день выезда. Затарившись продуктами на неделю, мы стартовали, под завязку загрузив Ситроен Берлинго всем необходимым. Путь предстоял не близкий – почти полтысячи километров на юг. По дороге интересно было наблюдать за изменением видового состава деревьев в придорожных лесах: постепенным уменьшением количества еловых деревьев и полным их исчезновением где-то под Гомелем, преобладанием сосны, дуба, других широколиственных пород, появлением и нарастанием числа акаций.

Спустя пять часов Верхние Жары встретили нас совершенно непривычным ландшафтом: мелким желтым песком, просвечивающимся повсюду сквозь выгоревшую от зноя траву, зарослями акации, груши – дички и вездесущего ясенелистного клена. Паутина дорог, которую я видел на снимке из космоса, оказалась сетью песчаных грунтовок, вьющихся беспорядочно между домами, по которым ехать надо было не снижая скорости, чтобы не увязнуть. Проходя по двору к дому, обратил внимание на огород: тот же песок, только с добавкой навоза и в нем торчали мелкие овощи. Удивило, что на таких бедных землях люди поселились и жили испокон веков и хорошо жили!

- Переговорный пункт, - усмехнулся мой товарищ, показывая на метровую колодку в полусотне метров от забора, к которой была протоптана тропинка желающими выйти на связь.

В доме и в других местах мобильной связи не было, только в одной этой точке и то, только если залезешь на колодку. Приняли нас радушно, застолье затянулось и на Днепр в этот вечер мы уже не попали, легли отдыхать договорившись начать рыбалку с рассвета нового дня. Поскольку дом стоял в сотне метров от Любитова – крупного залива Днепра, с него решили и начать.

Хотя на снимке Викимапии этот водоем назван озером, это не совсем так - связи с рекой он не потерял, поэтому это залив, пусть и причудливой конфигурации. По форме он напоминает перевернутый женский сапог с высоким каблуком. Длина его около трех километров, ширина до двухсот метров и глубина до семи метров. Берега поросли деревьями и кустами, в изобилии водная растительность: кубышки и кувшинки, телорез, аир, создающие оптимальные условия для жизни и размножения множества видов рыб. Здесь я впервые увидел в изобилии «краснокнижник» - водяной орех-чилим.

Прикинув, что спиннингом будет ловить результативнее, ловлю на донки и удочки отложили на потом и накачав лодки, спустили их на воду. Начиная рыбалку в новом месте на незнакомом водоеме всегда с волнением и надеждой делаешь первые забросы. Так было и в этот раз, но Любитов нас не разочаровал: поклевки следовали одна за другой, радуя наши рыбацкие души и, хотя очень крупных рыбин не попадалось, удовольствие от рыбалки мы получали огромное.

Во-первых, я впервые в жизни ловил красноперку на блесну-вертушку и это были не случайные поклевки, а целенаправленно заплыв в заливчик, где плескалась эта золотая рыбка, я спровоцировал на поклевку десяток штук.

Во-вторых, очень часто попадались на блесну жерешки: помельче – отпускались, покрупнее шли в садок. Под деревьями вплотную к урезу воды на вертушку-тройку поклевывали увесистые подъязки. Сперва я не мог понять, что за рыба стучит по блесне и не засекается, но потом подобрал темп проводки и дело пошло. Кстати, раньше язи на блесну мне тоже не попадались.

Естественно, было множество поклевок щук и окуней. Мелочь, по возможности, отпускалась, если не сильно травмировалась крючками. Клевало, в основном, на вертушки разнообразных размеров и фирм, но в фаворитах были двойки и тройки. Более мелкие блёсенки, на удивление, игнорировались белой рыбой и на них клевали вездесущие окуни и щучки. За четыре утра мы облазили все закоулки Любитова. Прозондировали семиметровые глубины джигом в надежде на поклевку сома, но не клюнул усатый, только мелкие щуки.

Как не хотелось нам съездить на знаменитые рыбацкие точки на Днепре с кодовыми названиями «камень», «автобус» и другие, о которых читал в интернете, но не решились: машина наша не вездеход, а дорога туда после дождей была не только ухабистая, но и здорово раскисшая. Отведя душу рыбалкой на Любитове, решили съездить в Нижние Жары порыбачить на Днепре.

Днепр, конечно же, поразил своей шириной и мощью. Сразу вспомнилось Гоголевское: «Чуден Днепр при тихой погоде…» и далее про редкую птицу, которая долетит до середины Днепра. К берегу реки мы подъехали по песчаной дамбе, насыпанной вручную жителями Жаров в девятнадцатом веке для предотвращения подтоплений в весенний паводок. Эта титаническая работа была выполнена бесплатно на добровольных началах с помощью повозок и лошадей. Вдоль берега идет пограничная полоса, для пребывания в которой нужен пропуск. Поскольку его мы не имели, быстро сфотографировав Днепр и заречный украинский берег, мы ретировались, чтобы не иметь проблем с пограничниками.

В Нижних Жарах поразило царящее запустение: множество брошенных домов, заросших бурьяном и кустарником дворов. Некоторые дома в прошлом были богатыми, украшенными резьбой и колоннами, сохранили до сих пор остатки прежней роскоши. Достаточно много и ухоженных домов, используемых под дачи. Над одним из них развевались на ветру флаги трех государств: Беларуси, Украины и России. Выходцы из Жаров теперь живут в разных странах, но объединяет их родительский дом. Постоянно проживает в Нижних не более сорока человек, а в лучшие годы жило полтысячи. Удивил ассортимент местного магазина, витрина которого изобиловала алкогольными напитками, в том числе и дорогими, которых и в Минске не всюду купишь.

Расположившись на берегу одного из рукавов Днепра напротив острова, попробовали ловить на закидухи, но после каждого заброса немедленно следовал легкий рывочек и на крюк садился ерш, не оставляя времени на поклевку другой рыбе. На этом же рукаве в поле нашего зрения блеснил вертикальной блесной с лодки рыболов и периодически доставал из воды судаков. К сожалению, снастей для вертикального блеснения у нас с собой не было и составить ему конкуренцию мы не смогли. Для ловли на реке в других местах нужен был пропуск в пограничную полосу и посему нам это было не доступно. В общем, на реке рыбалка не удалась.

Рыбы, пойманной в этих местах я не ел опасаясь радиации, хотя ее ежедневно жарили на ужин, а может быть и зря, поскольку по приезду в Минск я исследовал в лаборатории центра гигиены овощи, которые мне дали с собой специально для анализа: морковь, свеклу, картошку. Содержание радионуклидов в них оказалось в пределах нормы, как в овощах, выращенных под Минском.

На обратном пути в Паричах мы засвидетельствовали свое почтение еще одной великой реке Березине, зарулив на паромную переправу и переполненные впечатлениями благополучно вернулись в Минск.

Там, в сентябре.

У каждого есть своя любимая пора года и для большинства это лето. Люблю его и я – его невозможно не любить, но в отпуск предпочитаю ходить в сентябре. Почему? Постараюсь ответить на этот вопрос.

Приходит день и вдруг замечаешь, что что-то изменилось в окружающем мире. Начинаешь вникать и осознаешь, что это тишина – для меня основной признак прихода осени. Вроде бы, все по-прежнему: тепло, как летом, ярко светит солнце, на клумбах буйство красок множества цветов, над которыми порхают бабочки, гудят шмели, пчелы и пчеловидные мухи – ильницы, но тихо. Угомонилась вездесущая детвора, сидит на занятиях в школах. Наступил сентябрь – рубеж между летом и осенью.

Тихо стало и в лесу – замолкли птицы, готовятся к отлету в теплые края на зимовку. Стало меньше насекомых и первыми еще в августе улетели насекомоядные птицы: стрижи, иволги, кукушки, мухоловки, городские ласточки. За ними собрались в дальний путь камышевки, славки, пеночки, трясогузки, ласточки-касатки, да и не улетевшие еще дрозды ведут себя тихо, лишь изредка слышен стук дятла, да голоса синиц, корольков, соек. К стати, о сойке. Оказывается, ей мы обязаны тем, что в наших лесах там-сям растут дубки, хотя поблизости не видно взрослых деревьев. В сентябре эта птица заготавливает желуди и орехи. Набив зоб желудями, уносит их на далекие расстояния и прячет под мох и опавшую листву. Далеко не все спрятанное потом находит и желуди весной прорастают, превращаясь в молодые дубки.

Прогулка по лесу в ясный солнечный день в тишине до звона в ушах, когда слышен шорох падающего с ветки кленового листа, когда не звенит и не лезет в глаза прибитый первыми заморозками гнус, доставляет истинное удовольствие. Глядя на изменившуюся яркую окраску листвы вспоминаешь нетленные строки Пушкина. А почему леса одеваются в «багрец и золото»? Есть мнение, что яркие краски золотой осени позволяют листьям полнее усваивать солнечную энергию, поскольку лучи солнца падают осенью под малым углом к горизонтали и в таких условиях багряные листья больше усваивают энергии, чем зеленые. Пожелтение листа говорит о том, что он перестал питать растение и полезные вещества из него перешли в ветки, ствол и корни, где отложились в виде крахмала и сахаров.

Любо созерцать с возвышенности окрестные леса в погоду с переменной облачностью, когда при прояснении солнце выхватывает своими лучами часть леса, заставляя деревья гореть и переливаться, непрерывно меняя окраску, на фоне блеклых неосвещенных участков и глядя на эту красоту создается особое настроение, названное поэтом «высокой тоской». Сожалеешь, что буквально через пару недель после ненастной ночи с штормовым ветром все это кончится: лист опадет, леса станут прозрачными и серыми.

Однако нередко, во второй половине сентября случается «бабье лето» - кратковременный возврат летней погоды с теплом и ярким солнцем и природа словно оживает, давая возможность осенним цветам и насекомым в последний раз в этом году насладиться друг другом. В эти дни, гонимые ветром, несутся в воздухе на своих паутинках паучки-тенетники, преодолевая большие расстояния и заселяя новые территории. Изумительно прозрачен воздух с плывущими в вышине облаками неповторимых расцветок и форм, подсвечиваемых низким сентябрьским солнцем. Вот уж действительно: «Осень – в небе жгут корабли».

Почти ежегодно и этот год не стал исключением, в начале сентября, после того, как моросящие затяжные дожди хорошенько промочат почву в лесах, у нас «высыпают» грибы: благородные – белые, подосиновики, подберезовики, маслята и попроще – лисички, сыроежки, курочки, моховики. Не заготовил их в желаемом количестве на зиму только ленивый. Мне самому не напрягаясь удавалось набирать полсотни боровиков за пару часов, не говоря уже о других грибах. Когда весть о том, что грибы «пошли» дошла до города, чудно было наблюдать нескончаемый поток машин, идущих в сторону лесных массивов и превращающих лесные дорожки и полянки в подобие городских стоянок. Леса в выходные наполнялись голосами перекликающихся мужчин и женщин, опасающихся потерять друг друга и немало людей заблудилось, увлекшись «тихой охотой». Грибов хватило всем. Их много осталось несобранными, но уже «набрались» и ажиотаж спал: в лесах опять стало тихо.

А что же на водоемах? Вода постепенно остывает, становясь с каждым днем прозрачнее и чище. Водная растительность заканчивает вегетацию и оседает на дно, создавая благоприятные условия для ловли спиннингом хищников: щуки и окуня, с нарастающим аппетитом готовящихся к зиме. В прошедшем сентябре мы отловились просто замечательно: в иные дни случалось по десятку поклевок мерной щуки, так что, даже приходилось часть отпускать, чтобы не было перелова. Наблюдал я снова «щучье партсобрание». Суть его в том, что в какие-то дни, по причинам, о которых мы можем только догадываться, не стайная рыба – щука, предпочитающая одиночный образ жизни на определенной акватории, покидает ее и скапливается в больших количествах на отдельных участках водоема. Клюет она в таких случаях почти на каждом забросе, если верно подобрать приманку. Попасть на такое «партсобрание» - мечта каждого спиннингиста.

В начале месяца, когда было еще довольно тепло, щука скопилась в мелкой части пруда и клевала, в основном, там, а в конце месяца можно было весь день стегать спиннингом те места и не дождаться поклевки, но возле дамбы на участке в двадцать соток поклевки следовали одна за другой. Полагаю, что малек в связи с похолоданием сместился в глубокую часть пруда к дамбе, где вода еще не успела остыть, а за ним переместились и «пастухи» - хищники.

Этот сентябрь был дождливым и пускай я однажды здорово промок, рыбача в резиновой лодке под проливным дождем и в конце рыбалки вылил из нее ведро дождевой воды, настроение все равно было замечательное, поскольку клевала щука в дождь отменно, заставляя мой организм согреваться изнутри выплеснутой при каждой поклевке порцией эндорфинов.

Вот эти мои увлечения: фенологические наблюдения, рыбалка, «тихая охота» и позволяют уяснить, почему сентябрь – идеальное время для отпуска в моем понимании.

Когда был малой, лет 5-7, частенько летали на кукурузнике. Его маршрут был Поставы-Нарочь-Минск. Но скорее и отдельный для Нарочи был.
Как-то да же в кабине пилотов был, один пилот дал по рулить.

ЗАПАДНАЯ БЕРЕЗИНА.




Судьба сложилась так, что часть Налибокской Пущи, через которую протекает Западная Березина, стала для меня – коренного минчанина, если не «малой родиной», то чем-то очень близким к этому понятию. С 1982 года я тесно связан с этими местами и, в силу своих увлечений, исходил вдоль и поперек все окрестности, особенно, прилегающие к жемчужине этого края - реке Западной Березине – Березе по местному.

Проводником по этой земле долгие годы был Константинович – коренной житель деревни Чапунь, заядлый охотник и рыбак, герой многих моих рассказов. Естественно, во время наших странствий он, знакомя меня с местностью, называл мне микротопонимы – названия небольших объектов: урочищ, сенокосов, ручьев, стариц, излучин реки, известные лишь ограниченному кругу людей, проживающих в данном районе и пояснял, если знал, как они появились. В ходе этого повествования я не обойдусь без их упоминания, но это особая тема и ей я посвятил отдельный очерк.

Хорошо помню свою первую рыбалку на Березе. В середине лета 1982 года я в компании местного парня через гребли, увязая по колено в торфяной жиже, поскольку гравийки до Малой Чапуни тогда еще не было, впервые вышел на берег этой реки. Не могу сказать, что она меня сразу очаровала. До этого момента я, в основном, рыбачил на озерах и водохранилищах и редко на реках, поэтому навыков речной ловли у меня было не много, а тут еще жара. В общем, клев на поплавочки был совсем слабый: окуньки да плоточки – ничего серьезного, что мне быстро надоело и я, взяв спиннинг с блесной – колебалкой, прошел буквально пару сотен метров вниз по течению и вскоре выволок на берег солидную щуку, что и определило мою дальнейшую рыболовную специализацию на этой реке.

Ловил я щук на Березе много: за тридцать пять лет рыбалок там счет пойдет на тысячи и в первые годы я пользовался стеклопластиковыми или дюралевыми удилищами с инерционной невской или киевской катушкой, которых, в виду их низкого качества, обычно хватало на один сезон, да и условия ловли на этой реке очень жесткие: кусты, коряги – сплошные зацепы. Несовершенство снастей стало причиной схода множества трофейных экземпляров, которые я уже видел, подняв их из глубин на поверхность. Из-за жесткого удилища и отсутствия фрикциона для погашения рывков рыбины, очень часто крючок разгибался накоротке, когда рыба была уже рядом, но об этом чуть позже.

В первый же год мне захотелось ознакомиться с рекой в целом, а не с локальными ее участками. На мой взгляд, лучший способ для этого – пройти ее сплавом. Взяв на прокат надувашку «Нырок – 4», договорился с напарником и в августе мы впервые сплавились по реке от моста на трассе М-6 возле Бакшт до деревни Морино уже на Нёмане. Вот тогда я и влюбился в эту реку и Пущу и несу эту любовь через всю жизнь.

Западная Березина представляет собой реку средних размеров, длиной чуть больше двухсот километров, достаточно глубокую и сильно извилистую, с быстрым течением, каких много в Беларуси, но коренным образом ее отличает от других то, что она течет в среднем и нижнем течении через Налибокскую Пущу. Бывал я неоднократно и в ее верховьях у деревень Городок, Колдыки, Саковщина, но те места меня не особенно впечатлили, а вот участок от впадения Ислочи до слияния с Нёманом – настоящая сказка – берендеево царство.

Заглянем в экологический словарь: «Пуща – густой, труднопроходимый широколиственно-темнохвойный многоярусный заболоченный или переувлажненный лес». Этимологический словарь русского языка Крылова говорит нам, что пуща, это буквально – запущенный лес.

К сожалению, Налибокская Пуща не в полной мере соответствует этим определениям в настоящее время. Большая часть ее территории, в том числе и Галое болото, мелиорирована, что привело к изменениям в экосистемах и сокращению площади древнего лесного массива. И все-таки часть реликтового леса, соответствующего определению экологического словаря сохранилась и сейчас, даже на территории, не входящей в современные границы заказника. Я имею ввиду леса поймы реки Западной Березины, которые, если смотреть на старую карту Налибокской Пущи, находились почти в ее середине. Эти места исхожены мною за тридцать пять лет вдоль и поперек и походы эти были богаты впечатлениями, интересными встречами и событиями.

Лес в этой части Пущи представляет собой лиственный древостой с преобладанием ясеня, дуба, клена, липы, березы, осины, ольхи. Некоторым деревьям под две – три сотни лет. Достаточно много вязов, размеры отдельных деревьев впечатляют. Подлесок состоит в основном из молоди тех же деревьев, плюс орешник-лещина и лоза по берегам реки. Местами заросли настолько плотные, что местные о них говорят: «вуж галавы не усодiть», точнее не скажешь. Здесь, по прежнему, как и тридцать лет назад есть большие поляны черемши – медвежьего лука, которые в других местах Беларуси встречаются все реже. Идешь по лесу, а вокруг луковый аромат…

Земля завалена валежником – мертвыми замшелыми стволами деревьев, которые никем не убираются и служат питанием для новых поколений молодых деревьев, растущих прямо на вросших в землю, разложившихся стволах. Ходить крайне тяжело. Существовавшие в былые годы, когда в деревнях хватало народа, тропы и дорожки заросли подлеском и компас или навигатор стали просто необходимы. Впервые попав в эти дебри в молодости, привыкший к светлым Нарочанским сосновым борам, я не сразу оценил всю прелесть пойменных лесов и на вопрос проводника - Константиновича, нравится ли мне такой лес, ответил: «Тайга какая-то…»

Понимание красоты такой девственной, дикой природы пришло позже и для меня нет ничего прекрасней.

Животный мир Пущи настолько богат и встречаются звери так часто, что перестаешь им удивляться: косули, лоси, лисы, выдры, норки, куницы, хорьки, бобры, кабаны, барсуки, волки, енотовидные собаки и многие другие виды буквально на каждом шагу.

Ловлю однажды спиннингом, глядя на воду – вижу тень на воде. Поднимаю голову – надо мной летит древний черный птеродактиль. Таково было первое потрясающее впечатление от встречи с черным аистом. В дальнейшем встречал их часто, только в последние годы их не видно…

Из птиц самые яркие впечатления оставили маленькие рыболов и водолаз: зимородок и оляпка. Мы привыкли, что ныряют водоплавающие птицы, но ныряющий воробей, конечно же, удивил. Трубный журавлиный крик, особенно по утрам, для этих мест обычное явление. Часто можно видеть и самих птиц в полете. Очень много хищных птиц. Иногда, если рыбачишь по соседству с гнездом, они так канючат, что выносят мозг за день. Много сов. Знакомя с Пущей своих друзей, я практиковал такой эффектный фокус: подводил их к дереву с дуплом, ставил напротив и говорил следить за отверстием в нескольких метрах над землей. Потом я резко ударял палкой по стволу. Вылетевшая из дупла здоровенная сова, обычно заставляла друзей присесть от неожиданности. Поражают своим необычным видом и окраской белорусские «попугаи» - удоды. Их тройное «уканье» часто оглашает окрестности.

Такого изобилия ужей, пожалуй, нет в других заповедных местах Беларуси. По весне, в апреле-мае, мы обычно ловим щуку с правого, хорошо освещенного солнцем берега Березины. Вот на этот солнцепек - ужиный «Маями», погреться после зимы сползаются ужи со всех окрестных лесов, где активно размножаются. На стометровом участке берега можно насчитать несколько десятков этих змей самых разных размеров. Знал гнездо под толстым полусгнившим упавшим дубом, где много лет подряд жила огромная, длиною более метра, толстенная самка – королева ужей, которая никого не боялась, даже меня, и нехотя с шипением уползала, если ее пошевелишь кончиком спиннинга. Под осень вокруг этого ствола можно было наблюдать множество мелких ужиков и белели скорлупки от ужиных яиц. Многие ужи забираются на деревья и кусты и следят за нашими передвижениями с высоты нескольких метров. Нередко встречаются и гадюки, как рябые, так и черные, очень красивые. За одну рыбалку мы обычно проходим по берегу десять – пятнадцать километров и видим под сотню змей. Кажется, что рыбачишь в серпентарии.

В этих местах практически нет следов человека, только звериные и если заметил человеческую тропу, то будь уверен – в конце ее стоит самогонный заводик. Представляет он собой поляну возле водоема, обычно старицы, на которой оборудован очаг, висит котел, стоят огромные бочки с брагой. Самая ценная деталь – охладитель или змеевик обычно отсутствует – спрятан где-то поблизости. Для того, чтобы прохожий охотник или рыбак по доброму отнесся к аппарату, не разрушил его, обычно на бражник выставлялась бутылка самогона, заткнутая газетной пробкой, мол «угостись, да иди себе с богом». Не знаю, как сейчас. Возможно все заводики милиция разрушила. Сейчас же их выслеживают не только с земли, но и с воздуха – дронами, но в милых моему сердцу девяностых, когда я был молод и полон сил, было именно так. Мы не раз пробовали эту водку – качество всегда было на уровне. Однажды, совершая рыболовный марш-бросок по дебрям левого берега Березины от Мильвы вверх по течению до уровня Белого озера, мы насчитали шесть заводиков, а сколько еще осталось незамеченными. Объемы заваренной браги на каждом исчислялись сотнями литров, так что бутлегерство в те годы в Пуще процветало. Знаю Чапуньских, молодых в то время мужиков, которые на этом здорово поднялись, заработав стартовый капитал для дальнейшего бизнеса. Однако, я отвлекся…

Как уже было сказано, ловил я на Западной Березине, в основном, щуку. Наиболее интересный для спиннингиста участок для охоты на эту рыбу – от впадения Ислочи в Березу до слияния последней с Нёманом. Не зря я употребил слово «охоты» вместо «рыбалки», поскольку ловля щуки с берега небольшой реки состоит из ряда элементов, присущих охоте: знания мест обитания трофея, соблюдения маскировки при подходе и подготовке к выстрелу (забросу), меткости – умения положить блесну точно в нужное место с первого заброса, соблюдения тишины и осторожности и других. От рыболова требуется владение навыками, присущими настоящему охотнику. Тот, кто, как медведь, ломится по кустам к берегу, треща сучьями и топая сапогами и вылезает сразу к урезу воды, не соблюдая маскировки, да еще одет в яркую одежду и белую кепку, никогда не поймает достойной трофейной рыбины – уж очень она осторожна. Его удел – глупые, неопытные травянки до килограмма.

Изобилующая излучинами, нортами по местному, Береза течет углубляясь в лес, обступающий ее со всех сторон, рослые вековые деревья широколиственных пород которого представляют собой часть сохранившегося до сих пор реликтового леса Налибокской Пущи. Множество дубов, кленов и ясеней закончило свою земную жизнь, упав в воду и создав мощными стволами завалы и закоулки без течения, так любимые засадницей-щукой, а река безжалостно подмывает корни следующих жертв, пока еще живых, зеленеющих буйной кроной, но обреченных, которым не повезло вырасти у нее на пути.

Сначала я рыбачил тяжелыми блеснами-колебалками: их забрасывать инерционной катушкой с толстой леской можно далеко и течение не так выносит их на поверхность, как легкие. Мощные тройники заранее слегка «отпущены» зажигалкой, чтобы можно было, потянув за толстую лесу, разогнуть крюк в случае «мертвого» зацепа. Закоряженность Западной Березины очень большая. Зацепы на участке, где она течет через Пущу случались на каждом шагу и, конечно, досадно было упускать крокодилов из-за разгиба крючка, но без этой меры предосторожности расход блесен за рыбалку был бы просто огромным, а мы очень дорожили своими блеснами. Часть из них с любовью смастерил собственными руками Константинович, а часть я подобрал опытным путем, перепробовав самые разные заводские, пока нашел «рабочие». Это «Большая тяжелая» белая из Киевского набора и «Реста» белорусского производства, причем Киевский набор из пяти блесен приходилось покупать целиком ради этой одной блесны – остальные в нем были никудышные. Константинович предпочитал ловить своими самоделками, еще более тяжелыми, поскольку, легкую блесну забросить далеко своим кованным из рессоры спиннингом с ясеневой ручкой и «Невской» катушкой он просто не мог. Я же, как уже упоминал, ловил популярными тогда примитивными палками с инерционной катушкой и владел той снастью виртуозно, вызывая восхищение многочисленных друзей и гостей, приезжавших порыбачить на Западную Березину.

Для рыбалки с берега в Пуще нужна была особая экипировка и на это были свои причины. Нужен был плотный хлопчатобумажный костюм, не прокусываемый насекомыми, солидный запас репеллентов, а еще лучше накомарник, поскольку таких полчищ гнуса: комаров, мошки, слепней и оводов я больше нигде не встречал за всю жизнь. К примеру, пока варили уху на ночевке, в котелок падало несколько сотен комаров, что, однако, нисколько не ухудшало ее вкуса. Репелленты на гнус в жару практически не действовали, так как пот смывал их с кожи за пару минут. Выручал накомарник, но в нем было душно, короче, летом ловить было очень некомфортно. Отсутствие тропинок, высоченная крапива, тростник и осока, скрывающиеся в ней упавшие стволы и бобровые норы, попав в которую рискуешь сломать ногу, все это выматывало за день так, что идя назад, мы еле волокли ноги в высоких болотниках, а иногда от перенапряжения сводило судорогой икроножные мышцы. Запас воды на человека брали не менее двух литров и кончалась она обычно в середине рыбалки, заставляя пить из реки. Кроме запаса приманок необходим был топорик или фирменный мультитул с качественной пилкой, поскольку вырезать рогатину для отцепа или лозу для венка-отцепа приходилось очень часто. О спичках в герметичной упаковке, думаю, можно не упоминать. Не раз мы вымокали до трусов вдали от дома и хороший костер в этом случае выручал.

В моем рыболовном дневнике сотни записей об успешных рыбалках, а еще, не мало их было не очень успешных, о которых я поленился сделать запись. Вот одна из них: 2 августа 1999 года, Ильин день. Западная Березина, деревня Чапунь. Был еще жив Константинович, пора отпусков, поэтому его дом полон гостей, машинами заставлен двор. На рассвете отправился на реку со спиннингом. В тот день ловил на белую с красной полосой, заводскую колебалку белорусского производства под названием "Реста". Аксакалы наверняка ее помнят. На подходе к реке был огорчен крайне низким уровнем воды и ее высокой прозрачностью. Подумалось – вряд ли что поймаю, но раз пришел на берег, буду ловить. Пошел вверх по течению, облавливая приглянувшиеся места: приямки, закоулки с обраткой, прибрежные бровки, коряжник. И Фортуна улыбнулась мне. До обеда я прошел по берегу километров шесть-семь и, практически в каждой поворотной яме и других омутках поимел поклевки щук, и не малых. В то время я не особенно интересовался правилами рыболовства, поэтому современную норму перебрал в три раза. Поймал три щуки по 3 килограмма, две по 2 килограмма и три по килограмму. Общий вес безмен в деревне показал ровно пуд - шестнадцать килограммов. Поскольку жара в этот день была под тридцать градусов, я забеспокоился за сохранность рыбы, прекратил ловлю и двинул домой с пудовым рюкзаком рыбы за спиной. А если бы я ловил дальше? В деревне, вывалив в "начоукi" рыбу, шокировал ее количеством и размерами не только многочисленных гостей, но и Константиновича, заядлейшего рыбака, прожившего на этой реке всю жизнь.

Думаю, нет смысла дальше цитировать дневник, но в памяти сохранились случаи, когда от меня ушли трофейные щуки далеко за пять килограммов весом.

Однажды, в начале лета я рыбачил спиннингом ниже Малой Чапуни рядом со старицей с топонимом Долгенькая. Заприметив за изгибом достаточно высокого обрывистого берега затишок, заросший лопухами кубышки, забросил дюралевым спиннингом с невской катушкой тяжелую блесну так, чтобы она прошла по краю зарослей. Последовала поклевка и спустя десяток секунд на поверхность вышла громадная щука. Чтобы ее как-то взять, я стал на заднице сползать с обрыва в воду, надеясь достать ногами дно под обрывом, одновременно стараясь не дать слабины леске, но место оказалось глубоким и я погрузился весь в воду, так и не нащупав дна сапогами. В этот момент в голове возникла другая доминанта: как бы не утопиться в болотниках и я, стараясь левой рукой уцепиться за берег, не смог контролировать натяжение лесы, а щуке небольшой слабины хватило, чтобы мощным рывком освободиться от начавшего разгибаться крюка. Вот так я упустил трофей, да еще оказался мокрым с головы до ног. Хорошо, что тогда еще не было мобильников и ключ от машины был не электронный, а простой металлический.

В другой раз, в сентябре, на выходе из омута под Крыжем, где мы уже когда-то поймали щуку на пять с лишним килограммов, последовала поклевка на крупную резину «Mans» чего-то настолько мощного, что четырехтысячной безинерционной катушкой я не смог управлять процессом вываживания: треща фрикционом, леса со звоном чертила поверхность воды, не давая мне сделать хотя бы несколько оборотов и в конце борьбы приманка уткнулась в подтопленный лозовый куст, намертво в нем застряв. Когда я ее, наконец, освободил, крюк оказался разогнут. До сих пор не уверен, что это была щука. Возможно, я случайно зацепил бобра или выдру. А может это был сом? К слову, за тридцать пять лет рыбалок на Западной Березине я не поймал ни одного сома, ни большого, ни маленького.

Ежегодно с августа месяца, основательно подъев малька, щука начинает хорошо брать в Березинских старицах, причем неоднократно бывали рыбалки, когда весь улов делался на стариках – в реке ни поклевки. На правом берегу самыми уловистыми были Лискова и Старая Река, как по количеству, так и по размеру пойманных рыб. Добираться до них раньше было не сложно: луга выкашивались к августу и ходить по ним было одно удовольствие, только приходилось валить сухостоину для перехода через речку Чапуньку. Левобережные старицы: Топельник, Белое, Дроздова, Снегубка обеспечивали улов вплоть до глубокой осени, причем, в их мутной воде железо работало лучше, чем резина, но рыба ловилась поменьше. До строительства моста они были труднодоступны: приходилось форсировать реку на лодке, но построенный мост на время решил эту проблему. Уже лет пять прошло, как чапуньский мост разрушился и попасть на левый берег со стороны Чапуни опять стало проблематично, да и правый берег настолько зарос подлеском и высокой травой-крапивой, переплетенной хмелем и повиликой, что дальний марш-бросок выжимает из рыбака все силы.

За прошедшие годы многое изменилось: река дичает, а щуки больше не становится. Раньше она ловилась на колебалки очень неплохо, но пришло время современных приманок: резины, воблеров и по первому времени наши уловы здорово выросли, но спустя десяток лет клев пошел на спад. Полагаю, что современными снастями щуку в Березе элементарно выбили. Не отрицаю, что и я сам внес в этот процесс весомый вклад. Дошло до того, что Константинович, до конца своих дней не изменивший колебалкам, перестал ходить с нами на реку: у нас поклевывает, а у него ни тычка.

Полагаю, что единственный способ восстановить поголовье щуки в Западной Березине – полный запрет на ее лов, как минимум, лет на пять, однако, вряд ли это будет реализовано в ближайшие годы.

В связи с ухудшением клева на искусственные приманки, я пробовал ловить на снасточку Драшковича и для чистоты эксперимента в начале одним спиннингом с резиной тщательно оббрасывал приглянувшееся место и, не почувствовав поклевок, забрасывал туда же вторым спиннингом рыбку на снасточке. Поклевка, как правило, следовала незамедлительно. Единственное неудобство – много возни с добычей мелочи, ее насаживанием, а хватает рыбки на десяток забросов, особенно в условиях пущанских дебрей и закоряженности реки.

Неоднократно я проходил отрезок реки Поташня – Малая Чапунь сплавом с целью облова недоступных с берега приглянувшихся мест. Это, возможно, покажется странным, но сплавляясь, я всегда налавливал меньше, чем в этих же местах с берега. Чем это объяснить – толком не знаю, могу только догадываться. Однажды плыл, постоянно бросая, десять часов подряд: ни тычка, и только под нависшими над водой кустами вблизи Малой Чапуни поимел первую и единственную поклевку трехкилограммовой щуки – Бог наградил меня за настойчивость и усердие.

О ловле щуки в Западной Березине я могу говорить очень долго: объем накопившейся за десятки лет информации настолько огромен, что его хватит на отдельный многостраничный опус, но, пожалуй, об этой рыбе хватит.

Теперь об окуне.

Долгие годы окуня в Западной Березине я целенаправленно не ловил. Крупные экземпляры, почти до килограмма весом, попадались на колебалку в качестве прилова, поскольку пользовался я сугубо большими щучьими приманками, но, со временем, я приобрел лайт-удилище и стал ловить окуней в Березе на вертушки. В августе, обычно, бывали дни очень хорошего клева окуня, причем, от «матросского» размера до полукилограммовых горбачей. Очень хорошо работали двойки и тройки известных фирм и мастеров. Неплохо брал он и на довольно крупные твистеры. Места поклевок – возле стволов упавших в воду деревьев, подтопленных кустов, обрывистых берегов. Конечно же, ловил я окуней и на удочку, бывало и по многу, но размер того окуня значительно уступал спиннинговому.

За прошедшие годы было несколько поклевок жереха на щучьи приманки. Однажды, перекинув лесу через выступающий над водой ствол упавшего дерева, я, подведя блесну к нему, ускорил проводку, чтобы вывести её на поверхность и в этот момент на нее повесился жерешок чуть более килограмма. Была поимка и трехкилограммового жереха тоже на щучью колебалку и еще пара случаев. Отмечу, что эти поклевки случались обычно в сумерках. Тридцать лет назад жерех глушил малька в Березе за каждым поворотом, но в последние годы бой наблюдается все реже. В чем дело? Почему жереха стало мало? Целенаправленно на этом участке его почти никто не ловил, поэтому, в отличие от щуки нельзя сказать, что его выловили.

Голавля в Березе много. Даже визуально в прозрачной августовской воде, притаившись в укромном месте, можно наблюдать впечатляющих своими размерами рыбин, а косяки мелкого пасутся за каждым затопленным корчем. Ловится мелкий на удочку летом параллельно с плотвой. Крупный тоже клюет на животные насадки, но поймать этого силача не просто. Однажды, забросив удочку на полудонку на границе струи и тиховодья, я поимел шесть поклевок подряд, закончившихся обрывом лесы 0,16. Я просто не смог даже поднять этих рыбин к поверхности. Что это были не лещи, у меня нет сомнений. Лещ, даже крупный, упирается значительно слабее. Самого крупного голавля на Западной Березине – около килограмма, я поймал на донку с выползком во время ночной ловли налима. На спиннинг я не поймал ни одного и это не удивительно – слишком крупные приманки использую, голавлю не «по зубам». Хотя, удары по вертушке при ловле окуня в тех местах, где его не должно быть: мели, перекаты, случались, но рыба не засекалась. Мелкими воблерами на Березе голавля я не ловил, а наверняка стоит попробовать. Пробовал однажды снасть с водоналивным поплавком, но ничего путного из этого не получилось. В общем, голавль на Западной Березине не моя рыба. Он требует терпения, усидчивости, особого подхода, на что у меня пока просто не было времени.

Было много в Березе и леща. Хорошо помню одну из наших вылазок к Старой Реке в конце лета. Пока я стегал спиннингом реку, Константинович замер в тени дерева, растущего на краю обрыва над омутом, граничащим с песчаным плесом и вскоре тихо позвал меня к себе.

-Подойди, но только тихо и медленно. Смотри, что творится! – сказал он, кивнув на воду.

Приглядевшись, я увидел то, что его заставило замереть и завороженно смотреть в воду. Громадный косяк лещей, примерно одного размера «крутил карусель»: лещи, двигаясь вплотную друг к другу, медленно выходили из темной воды омута на освещенную закатным солнцем песчаную отмель и по кругу скатывались обратно в омут, поблескивая бронзовыми боками. Сколько сотен их там было, трудно сказать, но эта водная феерия продолжалась довольно долго и мы, насмотревшись вдоволь, потихоньку ушли, решив их не тревожить. Наблюдал я очень крупных лещей, замерших в летний зной у поверхности воды на середине Лисковой старицы и, при желании, можно вспомнить множество других случаев их визуального наблюдения. Ловился лещ неплохо на полудонку, в основном, на выползка, шитика или личинку метлицы. Очень крупные мне не попадались, но от кило до полутора я поймал не мало. Как-то, наблюдая в тишине раннего утра за поплавком, я обратил внимание на периодическое чмоканье под соседним наклоненным над водой деревом. Подкравшись, увидел стаю лещей, пасущихся под ним и подбирающих с поверхности зеленых гусениц, падающих с листвы. Отыскав на соседних деревьях таких же, я нацепил их на крючок и аккуратно забросил под дерево. Поклевка килограммового леща последовала незамедлительно, не дав насадке даже погрузиться ко дну. Вытащив его, я уже думал, что всё – клева не будет, уж очень здорово рыба плескалась на поверхности при вываживании, но остальных лещей это не испугало и тем же способом я поймал ещё двух таких же за каких-то десять минут. На фидерную снасть лещей на Березине я пока не ловил. Постарею: станет тяжело ходить – попробую.

Что сказать о Березинской плотве? Она ловится на поплавок и неплохо на различные насадки, но я не любитель поплавочной удочки и ловлю летом целенаправленно плотву не часто, а только когда хищник «бастует» и нечем больше заняться.

Два слова о ельце. В Западной Березине попадаются при ловле на шитика или насекомое очень приличные экземпляры, но обитают они локально в труднодоступной части реки, где лес подходит к самой воде. По этой причине ловить мне их приходилось не часто, но те рыбалки запомнились.

Закончу налимом. Как-то, после случайной поимки налима на удочку в конце лета, решил ближе к зиме попробовать ловить его на ночные донки-закидушки. Оказалось, что налима в Березе много, но настолько мелкого, что просто было жаль этих малышей, заглотивших крюк в самый желудок. За несколько попыток я поймал пару десятков этих рыбешек и только одна из них была чуть весомее ста граммов, после чего ловить эту рыбу в Березине я зарекся.

Ни разу за все описанное время мне не попался в Березине судак и не знаю людей, там его поймавших.

На озере.


1

Ему повезло. В июне в профкоме подвернулась путевка на двоих с женой на автотурбазу «Нарочанка». Подумали и решили – где двое, там и малышка – двухлетняя дочурка поместится. Повезло еще и в том, что совсем рядом, в Урликах на берегу Малого плеса Нарочи, старики-родители снимали комнату на лето и были не против, чтобы внучка периодически бывала с ними.

Запарковав «жигуленка» на стоянке турбазы, поселились в тесном, но уютном дощатом домике и уже через несколько дней откровенно заскучали, ведь кроме примитивных развлечений: пляж, лес, дискотека, кино по вечерам, на турбазе ничего не было, а в возрасте до тридцати не сидится на месте. Поэтому, когда узнали, что организовывается водный поход из отдыхающих по озерам Нарочанской группы, записались одними из первых. Вспомнил он, как еще будучи пацаненком, отдыхая летом на каникулах на Нарочи, любил наблюдать, как собираются туристы в водный поход, грузят ял и фофаны разнообразным скарбом и мечтал: «Вот вырасту и тоже пойду в такой поход». Вот и сбылась мечта через два десятка лет. Отправив дочку к родителям на время похода, стали готовиться к отплытию.

Маршрут трехсуточного похода был составлен так: старт от автотурбазы, затем вдоль побережья Большого плеса Нарочи в протоку Скема, соединяющую озера, по ней до места первой ночевки на озере Мястро, затем, вдоль побережья и через протоку опять в Нарочь и через весь Большой плес к полуострову Коса, после ночевки на котором через весь Малый плес к месту финиша – турбазе «Нарочь». Шли на четырехместных деревянных фофанах по три человека в лодке, поскольку много места занимал груз: палатки, спальники, продукты, вода питьевая и другое туристское имущество.

Погода выдалась на славу: солнечно, тепло, волнения на воде не было, что позволило без напряжения пройти первую часть маршрута до места ночевки. Расположились на чистой поляне в сосновом лесу на берегу живописного озера и, поскольку прибыли чуть раньше графика, выдалась пара часов побросать спиннинг. С женой на пару, они выплыли на середину озера и безуспешно бросали блесну, пока не заметили неподалеку что-то необычное на спокойной поверхности воды. Подойдя на веслах поближе, они наблюдали незабываемое зрелище, от которого невозможно было оторваться. День клонился к закату и в лучах заходящего солнца сотни бронзовых спин крупных лещей одновременно, как по команде, появлялись над водой, напоминая стадо резвящихся дельфинов. Лещ «плавился» то там, то там и можно было только догадываться о количестве особей в этом громадном косяке рыб примерно одного размера. Спустя полчаса «водная феерия» завершилась и они, впечатленные увиденным, поплыли к берегу.

Предстояла большая работа: брошенный жребий указал, что ему с женой готовить ужин на всех. В меню на ужин был шашлык, мясо для которого было замочено еще поварами турбазы и хранилось в большом эмалированном ведре. Шашлык на тридцать человек! Как его приготовить? Такой задачи ему решать еще не приходилось. Первым делом, он развел большой костер и попросил туристов подбрасывать в него сучья, по мере прогорания дров. Затем, вырыл длинную и узкую траншею шириной и глубиной со штык лопаты, на края которой вдоль уложил намоченные в воде жерди. В это время жена нанизывала на шампуры куски мяса и готовила их к жарке. Когда костер прогорел, он перенес накопившиеся угли в траншею, равномерно распределив по ней и уложил шампуры на жерди. Оставалось только успевать их поворачивать, чтобы не подгорели. К этому времени подоспела и картошка, которую готовила другая пара туристов. В общем, ужин удался на славу, а после него песни под гитару… Улеглись далеко за полночь.

Следующую часть маршрута, до полуострова Коса прошли на веслах без происшествий, наслаждаясь прекрасной погодой, живописными пейзажами, одновременно пробуя дорожить щуку. Был один мощный удар по блесне, но не повезло – рыба не засеклась. Прибыли на Косу около пяти часов по полудни. Началась подготовка к ужину и ночевке: хозяйственные заботы, сопровождающиеся гомоном людских голосов, музыка из транзистора «Океан», шутки, смех, бренчание гитары. Потрудившиеся на предыдущей стоянке были освобождены от забот, что позволило проводить свободное время, как душе угодно. В детстве он часто бывал на Косе, знал весь берег полуострова в деталях. Захотелось пройти по побережью, вспомнить былое, посмотреть, что изменилось за прошедшие годы.

Отойдя от лагеря на порядочное расстояние, он услышал крик со стороны озера. Прислушался и вскоре крик повторился: кто-то явно звал на помощь. Сколько не приглядывался – ничего на воде не увидел – спокойная поверхность воды. Вернулся в лагерь, вновь прислушался – ничего не было слышно, но беспокойство не покидало. Вспомнил, что у одного из туристов был навороченный фотоаппарат с длинным объективом, попросил его посмотреть на воду: похоже, что люди тонут.

- Да! Точно тонут! Лодка перевернутая и две головы возле нее в воде в полутора километрах от берега, - воскликнул он, глянув на воду.


2

На рыбалку они не собирались, но с утра погода так и шептала: «Чего сидите? Такая погода, да и щука в июне берет отлично. Скорее на воду!»

- Давай, может, съездим на Нарочь, потаскаем дорожку, а к вечеру вернемся? – задал вопрос старший младшему.

- Ты же знаешь. Я всегда за, - ответил младший.

- Так, чего ж мы сидим, время теряем! Бегом за снастями!

Собрались быстро. Похватав спиннинги, сумки с блеснами, перекус вскочили в машину и почти за час отмахали расстояние от Молодечно до турбазы «Нарочь». Там, взяв на прокат узкую ходкую трехместную деревянную лодку, они еще до обеда вышли на воду. Обловив часть плеса напротив Степенёва и вытащив пару неплохих щук, поплыли по направлению к Косе и, как раз, на полпути к полуострову случилась поклевка трофейной рыбины.

- Взяла хорошая! Готовь подсак! – скомандовал старший.

Младший, схватив большой подсак, застыл в напряженной позе, высматривая в прозрачной воде трофей, а старший потихоньку, по всем правилам, старался ее подвезти к борту, в то же время, не допустить «свечки», для чего опускал кончик спиннинга в воду. Щука, пробуя освободиться, сделала несколько мощных рывков, во время которых старший, не удержав «Невскую» катушку, больно получил по пальцам ее ручками, содрав до крови кожу на костяшках. Постепенно рыба стала поддаваться и вскоре показалась у поверхности воды.

- Какая здоровая! – закричал неопытный молодой рыбак и, стараясь подхватить ее подсаком, всем телом потянулся к рыбине через борт, резко сместив центр тяжести.

Старшему, увлеченному азартным вываживанием, тоже было не до поддержания равновесия в верткой лодке и она мгновенно перевернулась, выкулив в воду горе-рыбаков со всем их скарбом. Шокированным происшедшим и холодной водой рыболовам пришлось спиннинг и подсак немедленно бросить, чтобы уцепиться за перевернутую лодку, которую воздушный пузырь поддерживал на поверхности.

Поматерившись в голос, стали думать: что делать, как спасаться. До ближайшего берега километра полтора – не доплыть. Оба были пловцы - не ахти. Стали вертеть головами, осматриваясь – лодок вокруг не видно, только на Косе виден дымок костра и люди на берегу. Младший, стащил с себя джинсы и, зажав в кулак карман с ключами от машины, держал их мертвой хваткой. Вокруг плавало их имущество, имеющее плавучесть: весла, ботинки, снулые щуки, пойманные ранее, всякий хлам. Все снасти, блесны, подсак оказались на дне. Там же оказался и спиннинг с сидящей на крючках щукой. Обдумав своё положение, решили звать на помощь – хоть и далеко до Косы, но звук над водой в тихую погоду хорошо распространяется.

- Помогите! На помощь! А-А-А-А-А! – звонко орал младший, срывая голос.

Ему вторил старший прокуренным басом. Спустя какое-то время, показавшееся терпящим бедствие бесконечным, от берега отошла лодка и стала быстро приближаться к ним.

- Услышали! Слава Богу, услышали! – радовался в голос младший.

Теперь дал волю эмоциям и старший. Какими только словами он не поливал своего молодого напарника, допустившего на воде непростительную ошибку, которая привела к бедственной ситуации.


3

- Кто со мной? – крикнул он, бегом направляясь к пустому фофану с веслами на берегу.

За ним следом, схватив на ходу еще пару весел, бросился молодой, спортивно сложенный парень. Заскочив в лодку, они, выкладываясь по полной, на двух парах весел развили такую скорость, что за десять минут отмахали расстояние до тонущих.

- Как идут! Как идут, словно на регате! - восхищенно восклицали девушки-туристки, выстроившись на берегу.

За эти десять минут разные мысли промелькнули у него в голове. Основная – сколько их было? Ведь там, где перевернулась лодка, шесть – восемь метров глубины – не донырнешь. Он это знал точно из опыта множества рыбалок на Нарочи. На всякий случай, спросил напарника.

- Ты нырять умеешь?

- Умею, но смотря на какую глубину.

- Там больше шести метров.

- Нет. Это мне не под силу, - ответил парень.

Подплывая к месту происшествия, они увидели дрожащих от холода и испуга мужиков, судорожно цеплявшихся за опрокинутую лодку.

- Сколько вас было? – первым делом, задал он беспокоящий его вопрос.

- Двое, - последовал ответ и у него сразу отлегло от сердца.

Не успели они подогнать свой фофан вплотную к перевернутой лодке, как оба мужика кинулись к нему и одновременно полезли через борт, рискуя перевернуть его. Видимо, испугались они не на шутку и страх не отпускал их, даже когда помощь была рядом.

- Спокойнее! Лодку не переверните! – крикнул он. – Залазьте по одному.

Когда оба рыбака уже были в лодке и сидели, «колотясь», на банках, он обратил внимание на зажатые в руке младшего джинсы.

- Что ты в них так вцепился? Что там?

- Ключи от машины, - ответил рыболов, наконец разжав кулак и положив джинсы на банку.

- Надо лодку вашу перевернуть и освободить от воды. Предлагаю вам, стоя на корме, потихоньку ее приподымать за нос, а мы будем делать гребки веслами, чтобы вода через корму уходила, - эта мысль пришла ему в голову по пути к терпящим бедствие.

Перевернув лодку, так и сделали. Все получилось, на удивление, очень легко. Буквально, за несколько рывков веслами почти вся вода из лодки была вылита. Оставалось вычерпать остатки. Они подобрали весла и вернули их рыбакам, после чего, те перелезли обратно в свою лодку.

- Барахло, что не потонуло, уже сами соберете, - сказал он. - Вы куда теперь?

- На турбазу.

- Ну, а мы обратно, на Косу.

- Спасибо, мужики, - сказал старший. – Спасибо, - повторил младший.

- Да не за что. Удачи в рыбалке! – ответил он и, уже не спеша, они погребли обратно.

На берегу жена его прилюдно обняла и поцеловала. Что она чувствовала в этот момент он не знал – женская душа – потемки. Ночью, лежа в палатке, он обдумывал случившееся и вопрос: «А если бы я их не услышал?» долго не давал ему заснуть.

Нарочь – озеро моего детства.

Из изложенного в предыдущей главе можно понять почему я начинаю свой рассказ о водоемах с Нарочи, потому что для меня это не просто озеро, пусть даже самое большое и красивое. Для меня это эпоха, период становления рыбаком и человеком в целом и не будь его в моей жизни, уверен, я был бы совершенно другим.

Что же представляла собой Нарочь в шестидесятые годы прошлого века? Людей, впервые вышедших на берег озера, оно поражало своими необъятными просторами, красотой окрестностей, кристальной чистотой воды. Не даром в одной из белорусских пьес, где описывается рай, есть такие слова: «Пейзажи там, как на Нарочи». В ясную погоду с северного берега можно было увидеть противоположный, а когда влажность была высокой водная гладь сливалась с горизонтом и озеро казалось беспредельным, становилось похожим на море. В штормовую погоду на озере поднималась волна с белыми барашками, сравнимая с морской и опасная для лодок с плохой мореходностью. На конце полуострова Коса красовалась могучая одиноко стоящая сосна, видимая практически с любой точки нарочанского побережья, а на холме полуострова стояла высокая деревянная вышка – геодезический знак, на которую мы лазили с дрожью в ногах, поскольку часть ступеней деревянной лестницы отсутствовало, а оставшиеся шатались, грозя отвалиться. С нее можно было обозревать, как само озеро, так и сосновые боры, окружающие его, изобилующие грибами и черникой, наполняющие воздух целебными фитонцидами.

Наиболее обжитым был северный плес: на побережье располагались деревни Черевки, Купа, Урлики, Степенёво, Наносы; чуть дальше от воды – Сырмеж, Кобыльники и другие. Из рекреационных объектов тогда существовали только санаторий «Нарочь», одноименные Дом отдыха и турбаза, спортлагерь БГУ и ряд объектов на Большом плесе. Мониторинг за состоянием озера и окружающей его Природы осуществляли био- и метеостанция, а так же, лесничество.

Работал рыбзавод, выпускавший из местного сырья, которое добывали, регулярно выходящие на лов на больших черных челнах рыболовецкие бригады, вкуснейшую продукцию: угря копченого, угря в желе, частик, плотву и окуня холодного копчения и другие деликатесы. По озеру ходило два теплохода «Сильный» и «Смелый», совершая обзорные экскурсии с заходом и высадкой на остров Выспа. Еще раньше по озеру ходил другой теплоход «Нарочь», который в одну из суровых зим озеро раздавило льдом и он долго ржавел возле берега рядом с турбазой.

Несмотря на то, что автодорога до Нарочи из Минска была очень узкая и плохая, кое-где еще мощеная булыжником, по ней регулярно ходил старинный «Икарус» с двигателем в специальном заднем аппендиксе. Полз он из Минска четыре с половиной часа, зато самолет долетал сюда за сорок пять минут и садился на травяное поле возле Купы, сейчас застроенное новым микрорайоном. Помню свой первый полет на АН -2. Самолетик после взлета в Минске сильно ревел мотором и вибрировал, пока мы не долетели до озера. Над ним, готовясь к посадке, пилот сбросил газ и в наступившей, очень контрастной, тишине самолет стал резко снижаться, планируя и создавая особую легкость в теле, что было похоже на падение и здорово взволновало пассажиров. А еще раньше на Нарочи была узкоколейка с паровозиком и вагонами, от которой осталась только еле различимая насыпь.

Как видите, цивилизация не обошла стороной эти райские места в те времена и очень жаль, что сейчас много хорошего из того, что раньше было создано, безвозвратно утеряно. Я нередко бываю на Нарочи по долгу службы, наблюдаю происходящие изменения и не узнаю многие, до боли знакомые с детства места, что не вызывает у меня положительных эмоций, а только тоску по ушедшим навсегда прекрасным временам. Однако, мы о рыбалке и посему, постараюсь придерживаться темы, отступая от нее только в случаях острой необходимости.


Что же такое Нарочь, как водоем? Это крупнейшее в Беларуси озеро ледникового происхождения, площадью около восьмидесяти квадратных километров, достаточно глубокое и с очень чистой водой. Конкретнее: длина озера почти тринадцать километров, глубина до двадцати пяти метров, прозрачность до семи метров. Полуостров Коса в районе деревни Наносы делит озеро на два плеса – северный - Малый и южный – Большой. Сразу оговорюсь, что мною хорошо изучен Малый плёс, поскольку рыбачил я, в основном, на нем, хотя неоднократно случалось ловить и на Большом. Прибрежный подводный рельеф от Черевков до Наносов я знал досконально: глубины, донную растительность, гряды и впадины на дне и где какая рыба обитает. Биостанция – моя база, находилась на северо-западном берегу в районе деревни Урлики и все интересные точки Малого плеса были в часовой доступности от нее на веслах.


Какую же рыбу мне приходилось ловить на Нарочи?

Начну со своей любимой – щуки.

Если на других водоемах я ловлю ее спиннингом в заброс, то на Нарочи более эффективна ловля ее троллингом, по старому – на дорожку. Дорожил я только на веслах, с мотором не приходилось. В те далекие времена бензомоторы на Нарочи уже были запрещены, а об электро еще никто и не слышал. Ловил я, как правило, один и вопрос, как одному в лодке и грести и дорожить, решался так: сев на среднюю банку на весла, я разувался и, разогнав лодку, постепенно отпускал и придерживал катушку пальцами босой ноги, давая блесне разматывать лесу, а затем, размотав на необходимое расстояние, ставил на тормоз. О поклевке или зацепе извещал треск трещотки «Невской» катушки, после чего следовала подсечка.

Признанным мастером ловли щуки, можно сказать, чемпионом был Чесь – местный мужик из Урликов, который на черном смоленом челне уплывал на рассвете в даль, а к часам восьми утра уже возвращался с парой – тройкой увесистых озерных красавиц. Ловил он тоже на дорожку, на крупную латунную или медную блесну, как мне удалось подсмотреть, но вот где конкретно он гонял свой челн мне разведать так и не удалось.

Я ловил тоже на желтые или медные колебалки, белые работали хуже. Думаю, не стоит напоминать, что о воблерах и резине в те времена не было и понятия. Особенно хорошо ловилась щука у меня на изогнутую винтом, старинную медную блесну. Гоняя ее параллельно с друзьями, у меня поклевок случалось значительно больше. Украли у меня ее, когда поленился забрать на зиму в Минск ящичек с блеснами и оставил его в съемной комнате до следующего лета. Интересно, что дрянные блесны оставили, а лучшие забрали. Такой раритетной блесны я больше не встречал за всю свою жизнь. Дорожил я по всему плёсу, но поклевок случалось больше напротив деревни Степенёво, хотя, и на полпути до Косы на грядах тоже неплохо клевало. Очень крупных щук на Нарочи мне ловить не доводилось, максимум до трех килограммов. Долгое время, дорожа, я допускал одну грубую ошибку, пока на нее мне не указал профессор А.С. Шуканов – декан биофака БГУ, с которым мы оказались в одной лодке. Он был опытнейшим спиннингистом и его мастер-класс был для меня-подростка откровением.

Сев с ним в лодку: я – на весла, он – на корму и распустив снасти, я погнал лодку как обычно, довольно быстро. Спустя минут десять Адам Семенович меня спросил:

- Ты что, всегда так быстро ходишь на веслах, когда дорожишь?

- В основном, да. С такой скоростью, - ответил я.

- Не гони. Надо медленнее.

- Так будет же цепляться за дно, за траву.

- Зато, поклевки будут. А так, не будет ни зацепов, ни поклевок.

Я стал грести вполовину медленнее, а он говорит:

- Надо еще медленнее.

Я еще больше стишил ход и тут на обе наши блесны, почти одновременно повесились щуки. Я был удивлен и подумал, что это случайность, совпадение, но оказалось, что это не так. В тот день, еле передвигаясь по озеру и ловя накоротке – не выпуская дорожку далеко за корму, мы надергали щук не менее десятка и старик Шуканов, поскольку живем мы с ним в Минске в одном доме, в последствии при встрече, не раз задавал мне один и тот же вопрос:

- А помнишь, Саша, как мы с тобой за Степенёвом щук ловили?

- Помню. Такое не забывается, - отвечал ему я.

После той рыбалки я перестал отпускать блесну далеко за корму, вел ее медленно, почти касаясь дна, и результативность лова у меня резко повысилась. Интересно, что при такой проводке заработали забракованные мною ранее блесны, которые я считал никудышными.


Теперь об окуне – вездесущем обитателе Нарочанских вод, которого можно встретить и на мели возле берега и на пятнадцатиметровой глубине. В начале, будучи младшим школьником, я ловил его на поплавочную удочку, причем, нередко вприглядку. Уникальная прозрачность воды в Нарочи позволяла, передвигаясь на лодке, просматривать дно озера и, даже, визуально обнаруживать рыбу, в частности, окуня. Очень часто в жаркие дни окунь «зависал» с дифферентом на нос над песчаными полянами среди покрытого харой дна. Аккуратно заякорившись на краю такой «лысины», можно было даже не распугать окуней и, подбросив червяка «под нос» рыбе, спровоцировать ее на поклевку. Бывали дни, когда окуня охватывал жор и количество выловленных за рыбалку экземпляров подбиралось к сотне, а бывало «тычешь» ему в морду червяком, а он нос воротит и ни в какую не берет. Все это было прекрасно видно с лодки при штилевой погоде.

При ловле на удочку редко попадались горбачи. Окунь покрупнее клевал на грядах – подъемах дна до трех метров от поверхности среди больших глубин по пути от турбазы до Косы. На них были купины рдестов, поднимающихся со дна до самой поверхности и, подбрасывая червя вплотную к рдестам недолго приходилось ждать поклевки окуня или плотвы.

Однажды, ввиду того, что лодки на биостанции были нарасхват, желающих порыбачить множество, а за мной была закреплена одна из них постоянно, в одной лодке со мной-подростком оказался знаменитый белорусский хирург, заслуженный врач - Виктор Михайлович Прохоров. Встретились мы на причале рано утром и он, окинув взглядом мои снасти – поплавочные удочки, предложил:

- Давай я сегодня покажу тебе, как ловлю окуней.

- А где? – спросил я, поскольку был не готов к такому предложению.

- Поплывем к Косе, на глубину.

Особой радости это предложение у меня не вызвало, но пришлось согласиться в угоду отцу. Это он сосватал Прохорова ко мне в лодку. Виктор Михайлович показал мне направление куда грести, а сам достал из своей сумки короткие зимние удочки-блеснилки и спросил меня:

- Ловил когда-нибудь такими?

- Нет.

- Ну вот и попробуешь.

Не доплывая менее километра до Косы, он опустил якорь, дал мне одну из удочек с небольшой зимней латунной блесенкой и показал, как дергать. И дело пошло. С глубины двенадцати метров мы стали доставать темных, с яркой раскраской тела окуней, существенно отличающихся от мелководных, в первую очередь, размерами и формой тела. На крючок мы подсаживали обычных земляных червей, что здорово улучшало клев, по сравнению с игрой пустой блесной. Довольно интенсивная рыбалка периодически сопровождалась возгласами заведующего кафедрой хирургии:

- Лапату спустiу! - эмоционально восклицал он, почему-то, по-белорусски, когда не удавалось поднять в лодку крупный экземпляр и он сходил с крючка близко от поверхности.

При таком клеве черви вскоре кончились, а завершать рыбалку не хотелось. На песчаной Косе найти червей было очень сложно, да и плыть до нее еще надо было не мало.

- Давай попросим червей у вон того рыбака, - сказал Прохоров, указывая на черный рыбацкий челн местного жителя неподалеку от нас.

Подплыв к нему, Виктор Михайлович уважительно поздоровался и попросил выручить десятком червяков.

- Не дам, - последовал ответ. – Я за ними в Купу плаваю.

- Выручи пожалуйста. Я врач-хирург, может и тебя когда-нибудь выручу, - повторил попытку Прохоров.

- Не дам, сказал и не проси! – зло ответил мужик и отвернулся.

Не помог и авторитет знаменитого хирурга в этой ситуации. Не солоно хлебавши, мы отплыли от челна. Подергав пустыми блеснами, мы убедились, что без червей много не поймаешь и погребли обратно к нашему берегу. Вместе с неплохим уловом я в этот день приобрел новый для себя опыт блеснения окуней летом на зимнюю удочку и, в последствии купив такие же, ловил ими очень часто, тоже периодически цитируя Прохоровское: «Лапату спустiу!»

В поисках клевых точек я забирался и за Косу, на Большой плес и ловил там на четырнадцатиметровых глубинах, но особой разницы в клеве на местах до полуострова и за ним я не почувствовал.

Через десяток лет Виктор Михайлович преподавал у меня хирургию и уже я ему однажды напомнил, как мы ловили окуней на Косе, его «лапату спустiу!» и как мужик пожалел нам десяток червяков.

- Да. Конечно помню, - сказал хирург. – Хорошее было время.

Через два года после этого разговора его не стало…


В Нарочи живет вселенец – угорь и мне полвека назад приходилось часто его ловить. Уже в те времена он считался очень ценной рыбой. Для примера: в магазине рыбзавода килограмм угря стоил три рубля двадцать копеек, а килограмм окуня – семьдесят копеек, плотвы – тридцать копеек. На удочку он клевал редко и я приспособился ловить его переметом – толстой лесой с привязанными к ней через каждый метр поводками с крючками. По концам лесы были привязаны два отрезка железной арматуры со стройки тургостиницы, а от них к поверхности шла леса, к которой крепился поплавок. В качестве поплавка я обычно привязывал обломок соснового сука, чтобы не привлекать лишнего внимания – мало ли какой мусор плавает по воде. На крючки, которых у меня было десять, я наживлял дождевых червей пучком или снулого малька – пескарика или ершика. Снасть, по современным представлениям, конечно же, браконьерская, но уж очень хотелось мне жареного угря в детстве. Выставлял я ее в сумерках, а снимал на рассвете. Обычно попадался один угорь, очень редко два, весом семьсот – восемьсот граммов. В прилове часто были окуни, очень редко другая рыба.

Отец моего друга, заядлый подводник, приспособился охотиться на угря с острогой ночью с фонариком. Набивал он их за ночь с полдесятка. Рассказывал, что ночью угри любят висеть на рдестах, обвившись вокруг них, как змеи и почти не боятся света фонарика. Напомню, что все описываемое было полвека назад.

Ловили мы угря и сетью, которую отец, собирая материал для научных целей, периодически выставлял на ночь недалеко от биостанции. Уже тогда летом на Нарочи было многолюдно: люди задерживались на пляже до самой темноты, а многие любители ночных купаний плескались в воде и в темноте. Опасаясь за сохранность казенного имущества – сети, отец обычно организовывал ее охрану: полночи он дежурит в лодке возле сети, полночи я.

Однажды, среди ночи, когда я подремывал дежуря в лодке, по дну её раздался отчетливый и сильный стук. Дрему с меня, как рукой сняло. Можете представить моё удивление, граничащее с испугом. Сколько я не вглядывался в темную ночную воду, ничего не разглядел. На рассвете, достав сеть, мы обнаружили в нескольких местах слизь на ячейках – это угрям, попавшим в сеть, удалось вырваться. Видимо, один из угрей сильно дергал сеть, стараясь выбраться из нее и она верхней веревкой с поплавками барабанила по дну стоящей прямо над ней лодки. Другого объяснения этому ночному переполоху я не нашел, а в водяного я не верил. Бывало, что угри не успевали вырваться и становились нашей добычей – образцами научного лова, которые после соответствующих обмеров, вскрытия и изъятия ряда органов для исследования шли на сковородку.

К сожалению, в последние годы зарыбление угрем озера не проводилось и поголовье его резко сократилось, что еще больше увеличило стоимость этой рыбы.


Уклея. Кто не бывал на Нарочи, считает, что эта рыбешка не достойна внимания настоящего рыболова. На других водоемах это, в некоторой степени, верно, но не на Нарочи. В начале июня уклея сбивается в огромные многотысячные стаи и скапливается в определенных местах, нерестясь и усиленно питаясь при этом. Заякорившись у такого «котла», я налавливал за одну рыбалку пару сотен довольно крупных рыбок, набивая ими полный садок. Клевала она на любую приманку на каждом забросе, причем, редко насадка успевала дойти до дна. Одно из излюбленных мест нереста уклеи было напротив самописца уровня воды в озере – башенки на берегу возле метеостанции, причем формирование «котла» в этом месте повторялось ежегодно, с завидной регулярностью и мы заранее готовились к ее ловле. Изумительно вкусна копченая уклея, приготовленная в медицинском стерилизаторе на малом дымке, когда она не черная от копоти, а только чуть пожелтела. Великолепна она вяленая, сравниться может, пожалуй, только жирный речной елец.


Очень любил я июньскую ловлю красноперки и густеры. Интенсивный и безотказный клев этих рыб в начале лета позволял насладиться процессом изголодавшейся по рыбалке душе школьника, прибывшего на озеро на каникулы. Эти рыбы не требовали изобретательности в подборе насадок и прекрасно клевали на червя, которого надо было брать на рыбалку с запасом. Обычно я ставил лодку на якорь недалеко от камышей между причалом турбазы и Степенёвом и за дня три такой рыбалки завешивал всю веранду гирляндами соленой рыбы, после чего ловля на неделю прекращалась, пока не освобождалось место для гирлянд новых уловов. Со временем, ближе к середине лета, клев этих рыб затухал, они забирались в глубь трости и ловились уже не весь день, а только по утрам и вечерам.


Интересно, что плотва при ловле этих рыб попадалась редко и вообще, возле берега ее было мало. Ловилась она лучше всего возле купин рдестов на подводных возвышенностях. Вот там ее можно было поймать много вперемежку с окунем. Помню свои тщетные попытки изловить крупную, под полкило, плотву, которая постоянно обитала под треугольным «плотом» - плавучим метеопостом, заякоренным в трехстах метрах от берега. Забравшись на него, можно было наблюдать в щели между досками, снующих под ним крупных рыбин. Множество раз пробовал подать им приманку «под нос», опустив крючок в щели плота, но любая насадка игнорировалась. Уже позже, почитав рыболовную литературу, я пришел к выводу, что та плотва питалась исключительно зеленью, которая обильно покрывала бревна и доски, из которых был сделан плот и ее мои черви, шитики и перловка в это время не интересовали.


Долгое время я считал, что целенаправленно ловить карася в озере Нарочь бессмысленно, но однажды я задержался в камышах, полавливая красноперку до вечера. Солнце уже село, стало смеркаться и в это время я заметил, что на чистую воду прогалины среди тростника из его гущи стали медленно и осторожно выдвигаться какие-то тени. Я аккуратно, не делая лишних движений, чтобы не спугнуть, забросил туда оснастку, но рыбы при падении поплавка на воду немедленно юркнули в трость. Я замер в ожидании и через несколько минут тени опять вышли на прогалину и тут поплавок ожил и медленно пошел в сторону. Сделав подсечку я вывел и поднял в лодку красивого трехсотграммового карася. Удивленный, я вновь забросил червя в то же место и вновь все повторилось: вышли тени на прогалину, последовала поклевка, карась – в лодке, тени – в тростнике. Таким образом, до темноты, пока виден был поплавок, я поймал полтора десятка отличных увесистых карасей и, когда принес их уже ночью домой, удивил даже отца-ихтиолога, который считал, что карася в Нарочи крайне мало.

На следующий день я поплыл на то же место на вечерний клев специально ловить карася. Подкинув в качестве прикорма рубленных червей на прогалину, я дождался выхода карасей из тростников и вновь наполнил ими садок. Мои друзья, увидев улов, не поверили, что я поймал карасей в Нарочи и посчитали, что я их привез с какого-то своего секретного пруда.


Так, что карася в Нарочи я ловил, чего не скажу о леще. За все годы рыбалки там я не поймал ни одного леща, ни большого, ни маленького и, полагаю, что его там нет или очень мало, хотя во многих источниках указано, что он там водится. Леща много в других озерах Нарочанской группы: Мястро, Баторино и так далее. Я наблюдал, как он там «плавился», как дельфины: сотни крупных особей одновременно высовывали из воды свои мощные бронзовые спины, создавая в лучах заходящего солнца феерическое зрелище, забыть которое невозможно.


О лине. На удочку в Нарочи я не поймал ни одного, но добывал его много. Дело в том, что когда я был в младших классах, мне на день рождения подарили комплект для подводного плавания: маску, трубку, ласты и я подсел на это дело, как на наркотик. Свою роль в этом сыграла «Подводная газета» Николая Сладкова и другие его рассказы. К следующему сезону я уже вооружился: сделал себе «пику» - однозубую острогу с резиновой петлей, которую надевал на руку и ею можно было гарпунить рыбу при подводной охоте. В начале я «бил» в основном щук и окуней, которые не боялись блестящего отполированного острия пики и часто даже атаковали его, принимая за малька, но потом, в июле я встретил под водой нерестящихся линей: огромную самку и двух самцов поменьше, «увивающихся» за ней так плотно, что при хорошем выстреле можно было загарпунить всех троих.

После этого, с другом Ваней, страхуя друг друга, мы стали целенаправленно охотиться за линями в дали от берега, выбирая специально места их обитания и случалось добывать несколько штук за один заплыв. Часто лини были и в отцовских сетях, то есть, линя в Нарочи много, но я не встречал ни одного человека, поймавшего его там на удочку.


Не могу не упомянуть еще один способ ловли из раннего детства. В жаркие дни мы босиком бродили по мелководью поросшему донным мхом – харой и почувствовав под стопой что-то живое, засовывали в мох руку и доставали прижатого ногой пескаря. Засунув его в плавки, продолжали бродить дальше и таким способом налавливали не мало этих рыбешек. Однажды я наступил на угря, но удержать его рукой не удалось – выскользнул. Не зря говорят: «верткий, как угорь».


В этой, довольно объемной главе, мною описаны, в основном, детские впечатления. С возрастом произошла смена приоритетов и, если я раньше, находясь на берегу, смотрел на озеро, то к концу школы уже смотрел на девушек на берегу этого озера, но с рыбалкой надолго не расставался никогда, продолжая ею заниматься и в студенчестве и став семейным человеком, но об этом в других главах.

Я.Киселев - Остров Буян - рассказы о рыбалке.
С.Кучеренко - Рыбы у себя дома - ихтиология Приморья.

Если не секрет, то как они называются?

В моей домашней библиотеке есть только две такие книги, если не считать советских альманахов "рыболов-спортсмен". И это, действительно, самые интересные для меня книги.
Спасибо за интересные рассказы с душой.

Моя рыбалка.

Услышишь, как растет трава,
И тихо шепчется листва,
И как всю ночь скрипит деркач…
Сиди, рыбачь!
В. Гравит

Предисловие.

О рыбалке написано множество книг, статей в журналах и на сайтах, снято видеофильмов, но тема эта неисчерпаема, потому, что не бывает ни одной рыбалки, в точности повторяющей состоявшуюся ранее, как нельзя войти в одну и ту же воду реки. В большинстве из них подробно расписывается, как надо ловить рыбу: на какую снасть, приманку, в какое время года и погоду, на каких водоемах, причем авторы, не являясь универсальными специалистами по ловле всех видов рыб, поскольку это в принципе не возможно, стараются для полноты картины написать о всех рыбах, зачастую даже не попробовав ловить некоторые из них, а используя информацию из общедоступных источников и изданий. За редким исключением, крайне мало описывается впечатлений, эмоций, сопровождающих случаи из рыболовной практики, а ведь именно она, как известно, критерий истины, в том числе и в рыбалке.

Я рыбачу уже более полувека, летом и зимой и если сложить вместе время, проведенное мною на водоемах, дни превратятся в годы, насыщенные событиями и впечатлениями, которые зафиксированы в памяти, рыбацких дневниках, которые веду с начала девяностых годов, а позднее и в сообщениях на форумах рыболовных сайтов, что позволяет, при желании, вернуться к ним и пережить их заново. Недавно возникла мысль, что, может быть, пережитое мною интересно не только мне и стоит попробовать обработать эти дневниковые записи и отдельные сообщения, «причесать» их, сделать доступными для других любителей рыбалки и Природы в целом.

Ведь, рыбалка - параллельный мир. Все мы по жизни где - то работаем, подчиняемся каким-то правилам и условностям, зарабатываем авторитет, деньги на жизнь и это здорово достает, наверное, каждого. Рыбалка - совершенно другая жизнь, с другими критериями оценки людей, где не имеет, совершенно, никакого значения кто ты в миру, а оценят тебя по твоему отношению к Природе, той же рыбе, коллегам по увлечению. В этой жизни мальчишка, умеющий ловить рыбу, авторитетней зрелого мужчины, который рыбак посредственный, несмотря на множество фирменных прибамбасов у последнего. Лично для меня рыбалка - отдушина, уход от действительности в параллельный мир, где можно забыть, хотя бы на время, мирскую суету, как для некоторых религия или алкоголь. Без этого – никак.

В рыболовных изданиях обычно рыбы стоят во главе угла. Я же хочу сделать акцент на водоемах Беларуси, где мне довелось рыбачить и уже вторично на рыбах, которые там ловились. В этом опусе не будет ни слова о том, как надо ловить рыбу, а только рассказ, где и как я ее ловил. Возможно, мои впечатления и опыт будут кому-то интересны.


Я помню, как все начиналось.

По гороскопу я рыба. Видимо, это многое объясняет в моей судьбе, тягу к воде рек и озер и интерес к моим зодиакальным родственникам – рыбам. Отец мой, будучи ихтиологом, не был заядлым рыболовом и поэтому редкие рыбалки с ним хорошо сохранила моя память.

Одно из первых впечатлений: я четырехлетний сижу на берегу небольшого пруда и напряженно слежу за поплавком заброшенной в него удочки. Отец отошел перекинуться парой слов с рыболовом, стегающим водоем спиннингом. Выматывал блесну он, почему-то, не отключая трещотки тормоза инерционной катушки: этот звук запомнился мне навсегда. И тут поплавок затанцевал и плавно пошел в сторону. У меня ёкнуло сердце и я громко стал звать отца, не решаясь самостоятельно вытянуть рыбу, что сделал прибежавший отец. Это оказался небольшой золотой карасик. Впервые я тогда наблюдал весь процесс ужения, от насаживания червя на крючок до поимки рыбы и этот процесс мне очень понравился.

Помню, как в том же возрасте я был расстроен, когда проспал рыбалку с лодки на Нарочи, на которую собирался с вечера, но рано утром отец с сестрой не смогли меня растолкать и пожалев будить, поплыли без меня. В расстроенных чувствах я ждал их возвращения на причале и даже сейчас помню их улов: множество окуньков-матросиков и один солидный горбач.

В дошкольном возрасте я с бабушкой проводил лето на даче, которую она снимала у местных жителей деревни Удранка на одноименной речке. Тогда она еще не была подпружена, не построили еще Вилейско-Минскую водную систему и представляла собой обычную форелевую речку, с изумительно прозрачной холодной водой, быстрым течением, отмелями, чередующимися с тенистыми омутками на поворотах, изумрудным аиром и непоседами-стрекозами над струями перекатов. Одним из любимых наших с хозяйскими детьми занятий было ловить бычков-подкаменщиков (головней) и гольцов (слижей), бродя по колено в ледяной воде речки, вооружившись столовой вилкой, которой мы, аккуратно приподняв камень на дне, кололи прятавшихся под ним рыбешек. На этой же речке я впервые увидел, как ловят форель (стронгу) большим сачком, в который ее боталом выгоняли из под корней деревьев, уходящих в воду. Попадались солидные килограммовые экземпляры. Видел я, там же, как ставят ночные донки на налима и что на них ловится. Недавно побывал в тех местах – все изменилось до неузнаваемости, но домик, где мы жили сохранился.

Яркое, незабываемое впечатление осталось у меня от многодневной стоянки на Голубых озерах, где наша семья неделю жила в палатке на берегу протоки между Глублей и Глубелькой. Для непосвященных поясню: Голубые озера – одно из красивейших мест в Беларуси – группа озер ледникового происхождения, расположенных в Мядельском районе в труднодоступной холмистой местности, рельефом напоминающей Карелию, в которую ранее не было подъезда автотранспорта, а из деревни Ольшево шла только пешая тропа, в том числе и по деревянным кладочкам через протоки панских прудов. Вода в Глубельке настолько чиста, что на много метров в глубину просматриваются стволы упавших в воду вековых деревьев, между которыми степенно плавают окуни и другие рыбы. Тогда эта территория не являлась еще заповедником и активно посещалась туристами с палатками. В первый же день, спустившись к воде протоки, я обнаружил нерестящуюся в прибрежной траве уклею, причем крупную, почти как селедка. Кошачьим движением я схватил зазевавшуюся рыбку и побежал к палатке показать родным свой улов. Со мной спустился к протоке отец и увидев тысячи кишащих в траве уклеек, придумал, как обеспечить свежей рыбой семью на весь период нашего отдыха. Найдя старую плетеную корзину и слегка подремонтировав ее, он становился с нею в воде, перегораживая русло протоки в узком месте, а я, зайдя чуть выше, гнал стайку уклеи в корзину, бредя по воде. Тогда мы ловили рыбу на обед под заказ.

- Сколько штук поймать? – спрашивал отец маму.

- Десятка три хватит, - отвечала она и мы брались за работу.

Впервые у меня появилась своя удочка и я стал ловить самостоятельно на Нарочи, в раннем школьном возрасте: на мостках возле турбазы пескарей и окуней или с берега возле камышей красноперку и густеру, забредя в воду насколько позволяли детские резиновые сапоги. Тогда же я научился солить свой улов и вялить, а высушив с удовольствием поедать. Помню, как выглядел мой первый поплавок – дешевенькое красно-белое пластмассовое сердечко. С друзьями-одногодками – Гунькой и Андреем мы выстраивались в ряд и устраивали соревнования: кто больше поймает. Лучшего времяпровождения в те времена я и представить себе не мог. Вот тогда это и случилось – заболел рыбалкой с младых ногтей. Такое случается со многими, кто хоть однажды взял в руки удочку, но далеко не со всеми. Мне повезло – нашел себе занятие по душе – отдушину на всю жизнь.

Повезло и в том, что отец – доцент Белгосуниверситета – ихтиолог, с ранних моих лет очень много мне рассказывал о рыбах, их биологии, повадках, местах обитания. По своим научно-производственным делам он часто посещал рыбхозы и рыбзаводы, а я любил сопровождать его в этих поездках, что сыграло для моего познания мира рыб огромную роль. Во время этих визитов отец отбирал материал для научных исследований: экземпляры разных видов рыб, одновременно в деталях рассказывая и показывая наглядно особенности их анатомического строения, характерные отличия одного вида от другого. Кроме того, молодь белорусских рыб: карасей, карпов, плотвы и других мы брали с собой домой и держали в аквариуме, что было не менее интересно, чем содержать меченосцев или цихлид. Особенности питания и пищевые предпочтения каждого вида я познал уже тогда, давая своим питомцам разный корм. Помогла мне в познании рыб и обширная отцовская библиотека ихтиологической направленности, сохранившаяся и сейчас: справочников, определителей и, конечно же, книг о рыбалке разных авторов и, в первую очередь, Л.П. Сабанеева. Не зря уже в раннем школьном возрасте я среди сверстников слыл знатоком рыб.

В силу ряда причин, основной из которых являлась та, что отец руководил полевой практикой студентов-биологов на Нарочанской биостанции, я все лето проводил с ним на Нарочи. Уже тогда я был склонен к созерцанию и помимо игр со сверстниками много времени проводил, гуляя по берегу озера в одиночестве, примечая происходящее на воде и в Природе. Мне очень нравилось наблюдать, как собираются туристы в водный поход - грузят ял и фофаны разнообразным скарбом: палатками, спальниками, спасательными жилетами, котелками, продуктами и так далее. Процесс сборов был длительный – несколько часов и я сидел и наблюдал за ним все это время до момента отплытия, мечтая, как я вырасту и тоже пойду в такой поход. К слову, эта моя мечта сбылась через двадцать лет. За долгие отлучки неизвестно куда мне здорово влетало от отца. Тяга к путешествиям по воде зародилась уже тогда и для меня и сейчас нет лучшего способа релаксации, чем сплав по речке на лодке или водный поход по озерам.

Желание иметь свою лодку у меня было всегда, сколько себя помню. Оно превратилось в мечту после того, как я увидел мальчишку на пару лет старше меня, рыбачившего с резиновой надувашки недалеко от берега. Он был внуком известного профессора, который мог себе позволить подарить внуку такую лодку. Я же тогда мог о ней только мечтать. Еще более укрепилась эта мечта, когда я увидел байдарку с парусом, скользящую по волнам озера. Она не раз снилась мне в детских снах. Надо сказать, что деревянные лодки биостанции были мне относительно доступны. Я мог их брать часто, но для этого надо было идти за ключом и веслами к Орловскому - сотруднику биостанции, отвлекать его от дел, а для пацана это было проблематично – хотелось свою.

Я решил построить плот, с которого можно было бы рыбачить возле берега, да и просто кататься по воде и нырять. Найдя по берегам обрезки бревен и досок, стащив их в одно место, вооружившись молотком и пилой, мы с друзьями сколотили его за один день. Плот получился тяжелый, поскольку мы сколотили его в том числе и из напитавших воду бревен, почти не обладающих плавучестью, но нас, младших школьников с петушиным весом он выдерживал. Пользовались мы им все лето каждый день, а на ночь прятали в прибрежной растительности, чтобы не угнали.

Спустя год у нас была «Калоша Дьявола» - старый черный рыбацкий челн, которыми пользовались нарочанские рыбаки еще «за тым часам», неизвестно как оказавшийся прибитым волной к берегу напротив самописца метеостанции, без весел и цепи для замка. Я немедленно оприходовал бесхозное имущество, примкнув его цепью к столбику на берегу. С помощью друзей законопатил щели и залил их смолой. На следующий день я сделал весла из отрезков древесины и фанеры. Уключины сделал в виде скоб, надевавшихся на штыри, торчащие в бортах челна. По сравнению с плотом, который за зиму, видимо, кто-то из местных использовал на дрова, это было уже настоящее плавсредство, на котором мы втроем курсировали вдоль побережья от Купы до Степенёва: двое гребли (тяжелая была для пострелят), а один на корме рулит, потом менялись. На ней мы плавали по протокам обширного камышового массива напротив Степенева, представляя себя в разных ролях и, конечно же, рыбачили, познавая места обитания разных видов рыб озера Нарочь. Это была наша собственность, которую ни у кого не надо было просить и мы ею очень дорожили. Однажды «Калошу» у нас угнали… В расстроенных чувствах мы прочесали все побережье и нашли ее возле автостанции: кто-то прокатился на ней и бросил. Радости нашей не было предела. Очень жаль было бросать эту лодку, когда мы уезжали в Минск в конце лета. Мы ее вытянули на берег, насколько смогли, чтобы сохранить, но следующим летом ее на берегу уже не оказалось…

После нее отец мне устраивал лодку на весь летний сезон: большой деревянный четырехместный фофан с хорошей мореходностью, ключи от которого и комплект весел были уже только у меня и я мог пользоваться ею в любое время. Помню их названия, написанные на бортах: один год был «Гесь», другой – «Феня».

Вот так всё и началось, а дальше уже пошла сознательная рыбацкая жизнь, о которой в следующих главах.