Собственно ничего
сногосшибательного и новомодного: я обычный мужик, стандартной ориентации. Ты, вот на своей страничке в «Одноклассниках» пишешь: «Женат 17 лет и счастливо!». Так я к тебе
присоединяюсь и подписываюсь под каждым твоим словом. Только цифру17 мне надо заменить на 26. И все. Всякое у нас конечно было с женой, за эти 26 лет. Но, как правило,
конфликты не распространялись дальше споров где садить помидоры на дачном участке
(причем я считал и считаю(!), что нигде), моих очередных сборов на рыбалку и прочей
подобной ерунды. И тушились эти конфликты общеизвестным способом в спальне. К взаимной радости конфликтующих сторон. И возникла наша любовь по классической
студенческо-курсантской схеме, столь распространенной в те времена. И сама судьба
просто не могла не свести вместе двух учительских детей с общностью взглядов и интересов. И мы быстренько, радостно и весело поженились, быстренько у нас родился
Лешка, и наши учителя-родители радостно и весело нам во всем помогали. И никто мне
больше не нужен был, никогда и мыслей каких-то таких…в голову не приходило. А и
служба этому способствовала. И спасибо Родине за то, что подарила нам как минимум
10 – 11 праздников под названием «Как в первый раз!». И ничего тут тебе объяснять не надо. Потому что сам все это испытал. Лешка наш, еще совсем маленький был и никак
не понимал, отчего это родители никак из постели не вылазят, а затем подрос и уже
соображал что к чему, а мы все праздновали и не было никаких сил оторваться друг от
друга, а были силы совсем на другое. Ничего, что я это вот так? Ну, двадцать шесть лет
прожили, не дарит уже Родина таких острых и ярчайших ощущений, как в первый раз.
Не помолодели, не похорошели, конечно. Дед и баба уже, как никак. И все равно все то
совместно прожитое и испытанное, пережитое, нажитое и не нажитое вместе – греет ровно и тепло. И думаю, что навсегда. Ленка моя - девушка не без сложностей, конечно.
Да все их я уже давно знаю, а вот то, как она терпела и билась за семью нашу, детей,
хоть какой-то уют, в очередной съемной квартире, как мгновенно устраивалась работать
в какой ни будь детский сад или школу, как только мы куда –то переезжали, как не стала
обычной гарнизонной офицерской женой – у меня вызывает уважение, нет восхищение.
Орден «ЗА СТОЙКОСТЬ» она заработала. А я вот, его еще не отчеканил.

Ну и вот после всего этого сил писать у меня не осталось, на сегодня. И о том, как
мне удалось выдержать вот то, о чем я писал ранее и совместную работу со спящим пока еще твоим коллегой как ни будь потом.

На ужин я был отведен с причитающимися королевской особе почестями, прямо в капитанский салон, где быстро со всеми перезнакомился. Капитаном, его помощниками
и тем, первым пассажиром, который спал от самой Югославии. Был он капитаном второго
ранга и звали его Ильич. Имени, хоть убей не помню, но то, что не Владимир Ильич и не
Леонид Ильич это точно – такое я бы запомнил. Просто все и я, в том числе, так его и звали: Ильич. Был он желтого, какого – то светло лимонного цвета, лицом – высохший, как вобла и в целом тощий, как велосипед. (Сравнение не мое, а где-то подслушанное, но очень подходящее). Сам я был загорелый, как военно-морской ботинок (сравнение мое!), разгоряченный недавними, прекрасными видениями и, боюсь, выглядел рядом с ним за одним столом несколько неуместно. Несмотря на некоторые опасения, разговаривал он со мной очень дружелюбно, связанно, и без вот этакого старше-офицерского высокомерия. И никаким таким «букой» не показался. Он засыпал меня кучей вопросов, на которые я не успевал отвечать и как-то в одно мгновение этот мой первый ужин на «Кубани» переместился в каюту, соседнюю с моей. Был, понятно, открыт коньячок, купленный Ильичом в Югославии и мы сразу и окончательно подружились. Вот вкратце, что я от него узнал. Он командир дизельной ПЛ из Полярного, согласно плана и обычно существующей практики, где-то через 6 месяцев боевой, его должны были заменить да что-то там в штабах и бумагах переклинило и пришлось ему еще 7 месяцев с другим экипажем командирить. Что в Полярном у него имеется жена с двумя детьми, причем дочка родилась через три месяца, после его ухода и он с ней знаком только по фотографиям, но из Югославии он дозвонился до жены и к приходу «Кубани» она должна приехать в Севастополь, ей до аэропорта ребята помогут, и в Севастополе есть куда, но он волновался: сделала ли она пропуск в погранзону. А еще, перед уходом, он каким-то чудом смог отхватить новенькую восьмерку и на права успел сдать, да поездить совсем не успел, а очень хочется. Конечно, в процессе этого рассказа мы по чуть-чуть наливали и выпивали за нашу чуткую Великую Родину и наш заботливый Военно-Морской флот со всеми его кораблями, подводными лодками, флагами, плавбазами и штабами.
Утром я проснулся в прекрасном, просто превосходном расположении духа и самочувствии. И это несмотря на то, что после беспробудного пьянства коньяка я пол-ночи стирал свои вещички в удобствах от «Мариотта», и утюжил форму. На верхнюю палубу я поднялся блестящим, просто великолепным боевым офицером. Вот с того красавца крейсера, который маячил за молом, на внешнем рейде. И на нем, в районе правого шкафута, маячило какое-то построение. Похоже боцманской команды. И похоже,
что главный боцман в доступной любому русскому форме, объяснял методику проведения малой приборки. Но я этого не слышал, а только догадывался. Девушки в легких, но не вызывающих нескромных желаний, одеждах щебетали о чем-то исключительно женственном. Ильич тоже был тут, в своих «тропиках», и конечно проигрывал мне по всем статьям. Он прогуливался вдоль борта и блаженно щурился на нежаркое еще солнышко, чаек и девушек. Похоже, мое появление вызвало некоторый сбой в щебетании.
Впечатление, было произведено! (Вот ведь павлин!).
Завтрак прошел, как следует, ничем не омрачив наступившей в моей душе благодати.
Какой-то из помощников капитана без всяких проволочек выдал мне кучу цветных сирийских фунтов, приговаривая, что с такой финансовой справкой можно было бы
озолотиться у Югов или Греков. А в Сирии все дорого, война постоянно, Израиль мутит,
только трусов «неделька» можно приобрести пол «Кубани» и пристроить их за твердую
цену в Новороссийске, и он знает где. Ильич переоделся из своих «тропиков» в обычную
форму, в результате чего я слегка потускнел. И мы двинулись на разграбление города. Стайка девушек, вгоняющих в ступор всех встречных арабов, я, Ильич и коренастый, невысокий подполковник мед. службы - начальник госпиталя. Причем мы, трое последних, были назначены «старшими» над остальными, каким-то очень строгим чином с вечно стоящей в Тартусе плавбазы.( Кажется ПРТБ-33, или –56, я точно не помню). Тартус Ильич знал, как свои пять пальцев. Девушки со своим непосредственным начальником нырнули в какой-то сугубо дамский магазин и больше в поле зрения не появлялись. А мы далеко и не продвинулись. В каком-то ближайшем магазинчике, где хозяин показался мне лучшим другом Ильича, мы свой шоппинговый пыл и утолили, накупив сигарет «Мальборо», каких-то сувениров, и по две бутылки водки «Смирнофф». Это сейчас кажется самым обыденным делом, а тогда, во времена яростной перестройки и борьбы с виноградниками - было наглостью, сравнимой с изменой Родины. Нет, про сигареты «Мальборо» и водку «Смирнофф» я конечно знал, но вот так близко, так абсолютно обладать подобным – приходилось очень редко. Исключительно в непродолжительные периоды обладания чеками «торгмортранса», после очередного возвращения с боевой службы. Наглостью было уже то, что там на нашей могучей и непобедимой Родине мужики давились до смерти в очередях за «Примой» и «Горбачевкой» за 9,10. А тут, в стране, которую могучая и непобедимая снабжала и содержала, где и водка-то по исламским их законам не должна была ни в каком виде…купить можно было что угодно, когда угодно и на каждом шагу. Поэтому в следующем магазинчике я купил сынишке кроссовки «Аддидас», и какие-то немыслимой красы модельки автомобилей различных иностранных марок. Ильич тоже скопом покупал разные бутылочки для детского питания, средства для ухода за младенцами и мы очень гордились выполнением своего отцовского долга. Так он для нас понимался. Да! Ведь вечером нам предстоял фуршет, по поводу дня рождения загадочной Вальки. К фуршету мы тоже подготовились, прикупив бутылку сладкого вина, конфет «Натс», красивую коробку какого-то чая, который в последующем оказался с отвратительными цветочными добавками, и букетика неизвестных цветов. На «Кубани» мы оказались часа через три. Строгий чин с плавбазы так рано нас не ждал и мы благополучно проникли в свои каюты со «Смирноффым» и прочими колониальными товарами. Водка была определена в каютные холодильники, оставшиеся фунты сданы по назначению, а мы с Ильичем занялись обычным трепом о сволочизме штабов и прочих курьезах службы. Причем курьезов у Ильича было хоть отбавляй, а за время перехода из Югославии он прилично отоспался. А меня опять, после жары Тартуса, потянуло под одеяло, что я в конце-концов и реализовал, сытно отобедав. Проснулся я под вечер, от некоторого дрожания корпуса. «Кубань» осуществляла швартовые операции и выходила на внешний рейд, причем за время съемки я не услышал не одного исконно «русского» слова, да и вообще никаких команд я не слышал. Просто очень и очень непривычно это было, и как-то непонятно. До ужина мы еще поманеврировали около «Славы», приняли последнюю почту, и я успел крикнуть ребятам на барказе что-то хорошее, и они мне что-то крикнули. А после ужина «Кубань» взяла курс на южную оконечность Кипра и начала потихоньку увеличивать ход. Мне сейчас тяжело оценить с каким ходом пошел наш теплоход, но так по ощущениям – узлов 12-14. Бодро пошел.