Сообщение от Ямата-Сан
Посмотреть сообщение
..........
Жара давала о себе знать. Даже дед, любящий в последнее время погреть свои старые косточки на солнце, почувствовал, как побежали по спине капельки пота. Лишь одинокому жаворонку, зависшему в небе, было хорошо. Он пел свою песню о солнце и лете, о прошлом и настоящем, и о том, как просто хорошо жить. И все, кто слышал его, становились немного счастливее и улыбались. Улыбался и старик, радуясь, может быть, последним своим денькам.
Наконец-то, поплавок, лениво болтавшийся на течении, ожил, вздрогнул и, немного приподнявшись, замер.
- Кто-то пробует, - Петрович положил руку на удочку и замер вместе с поплавком. Красная вершинка крутнулась, пошла немного в сторону, присела, снова замерла и уже уверенно скользнула в глубину. Пора…
Огромный лещ, отливающий медью на ярком солнце, лежал на дне лодки. Пальцы у старика дрожали, а сердце бешено колотилось.
- Вот это ты меня одарила, подруга, не по моим годам переживания, - самокрутка прилипла к губе и давно уже потухла. Лещ и в самом деле был большим, таких он на своей памяти даже и не видел.
- Киль на шесть потянет, - взвесил глазом рыбину Петрович и снова прикурил, переживая заново короткое, но эмоциональное сражение. Заставил поволноваться. То, что рыбина большая, дед понял сразу. После подсечки лещ пошёл к корчу. Не успел старик его удержать, да и за леску, запевшую струной, побоялся. Выход был один – ждать, и рыбина вышла, сама распутав леску в поисках другого пути к спасению. Три раза выводил он леща на поверхность и три раза тот находил в себе силы вернуться в глубину. Наконец, он всплыл возле лодки, и Петрович ловко выхватил его из воды.
Столько эмоций от словленной рыбы он пережил только один раз. Ещё в далёком детстве, когда на удочку из орешины тянул огромного язя. Тот сломал ему удочку, но малец не сдался и вытянул его за леску. Вспомнилось, как он потом бежал напрямки через лес, с лицом, исцарапанным кустарником, но со счастливыми глазищами, сжимая в руках рыбину, чтобы показать трофей отцу.
Пора домой. Старик засуетился, доставая якорь, и вдруг присел, снова глянув на леща. Красивая мощная рыба. Он взял его обеими руками и опустил за борт, подержав немного, отпустил. Не торопясь, степенно, как на прогулке, лещ поплыл, махнув хвостом старику из прозрачной глубины прощаясь и благодаря.
- Спасибо, родная. Рыбину тебе возвращаю, а дар твой у меня останется здесь, - и дед коснулся рукой своей груди. И на душе у него сразу потеплело.
Возле калитки уже стояла машина сына, и внучка рыжей молнией носилась по двору.
- Деда, ты где был? - она повисла на шее, доверчиво заглядывая в глаза.
- Да вот на рыбалку ходил, хотел вам рыбки пожарить.
- Наловил? - это уже спросил сын, сидящий на лавочке возле крыльца.
- Нет, ты же видишь, жара, сам не понимаю, зачем пошёл на реку, - почему-то соврал дед.
- Здравствуй, батя!
- Здравствуй, - они обнялись, и старик заглянул в глаза сыну. Для разговора приехал, сразу понял Петрович. Что-то нужно, только что я могу ему дать?
Старик никогда не закрывал свой дом, поэтому невестка уже вовсю хозяйничала на кухне, гремя посудой. Вышла на крыльцо.
- Здравствуйте, папа. Я на стол накрыла, давайте обедать.
Обед прошёл в тишине, быстро. Невестка принялась собирать посуду.
- Пойдём, сын, покурим.
Они расположились в тени винограда, возле колодца. Закурили. Помолчали.
- Понимаешь, батя, бизнес мне расширять нужно, денег не хватает.
- Чем смогу, тыщёнку какую найду.
- Ты не понял. Мне много нужно.
- Так, а я чем…
- Мы с Людой подумали, дом твой продать нужно, место хорошее, быстро уйдёт, и деньги неплохие предложат.
У старика ёкнуло сердце, и нехорошая тяжесть сдавила грудь.
- А как же я? Вся моя жизнь прошла тут, и родичи мои тут, и мамка твоя…
- У нас поживёшь, пока…
- Пока что? Пока не помру? Неужто дотерпеть не смог? - спросил с укором Петрович.
Расстроился старик, ушёл в свои мысли. Сын ещё долго махал руками, что-то объяснял, невестка осуждающе смотрела с крыльца. Очнулся он, когда машина сына, брызнув песком из-под колёс, рванулась от калитки. Успел только разглядеть в заднем окне заплаканное лицо Дашеньки. Вот так вот… Тяжело поднялся, хрустнув больным коленом, и пошёл к реке.
День подошёл к своему завершению. Заходящее солнце окрасило багровым цветом полоску неба и превратило реку в поток огненной лавы. Дневная жара уступила место прохладе, ветер стих и только шуршащие крылышками кузнечики нарушали тишину. Старик сидел, прислонившись спиной к старой берёзе.
- Вот такие дела, - рассказав всё, обратился он к реке. - И сыну помочь нужно и в городе я жить не смогу.
Увязавшаяся за дедом Марта, дремавшая на ещё теплом речном песке, лениво приоткрыла глаз, затем подскочила и бросилась лизать лицо хозяина. Из уголка уже холодных губ выпала недокуренная сигаретка, а душа старика уже растворилась в любимой реке, и поплыла вместе с ней, освободившись от обид и боли. И старый жерех ударил хвостом по поверхности реки, прощаясь со старым рыбаком.
Жара давала о себе знать. Даже дед, любящий в последнее время погреть свои старые косточки на солнце, почувствовал, как побежали по спине капельки пота. Лишь одинокому жаворонку, зависшему в небе, было хорошо. Он пел свою песню о солнце и лете, о прошлом и настоящем, и о том, как просто хорошо жить. И все, кто слышал его, становились немного счастливее и улыбались. Улыбался и старик, радуясь, может быть, последним своим денькам.
Наконец-то, поплавок, лениво болтавшийся на течении, ожил, вздрогнул и, немного приподнявшись, замер.
- Кто-то пробует, - Петрович положил руку на удочку и замер вместе с поплавком. Красная вершинка крутнулась, пошла немного в сторону, присела, снова замерла и уже уверенно скользнула в глубину. Пора…
Огромный лещ, отливающий медью на ярком солнце, лежал на дне лодки. Пальцы у старика дрожали, а сердце бешено колотилось.
- Вот это ты меня одарила, подруга, не по моим годам переживания, - самокрутка прилипла к губе и давно уже потухла. Лещ и в самом деле был большим, таких он на своей памяти даже и не видел.
- Киль на шесть потянет, - взвесил глазом рыбину Петрович и снова прикурил, переживая заново короткое, но эмоциональное сражение. Заставил поволноваться. То, что рыбина большая, дед понял сразу. После подсечки лещ пошёл к корчу. Не успел старик его удержать, да и за леску, запевшую струной, побоялся. Выход был один – ждать, и рыбина вышла, сама распутав леску в поисках другого пути к спасению. Три раза выводил он леща на поверхность и три раза тот находил в себе силы вернуться в глубину. Наконец, он всплыл возле лодки, и Петрович ловко выхватил его из воды.
Столько эмоций от словленной рыбы он пережил только один раз. Ещё в далёком детстве, когда на удочку из орешины тянул огромного язя. Тот сломал ему удочку, но малец не сдался и вытянул его за леску. Вспомнилось, как он потом бежал напрямки через лес, с лицом, исцарапанным кустарником, но со счастливыми глазищами, сжимая в руках рыбину, чтобы показать трофей отцу.
Пора домой. Старик засуетился, доставая якорь, и вдруг присел, снова глянув на леща. Красивая мощная рыба. Он взял его обеими руками и опустил за борт, подержав немного, отпустил. Не торопясь, степенно, как на прогулке, лещ поплыл, махнув хвостом старику из прозрачной глубины прощаясь и благодаря.
- Спасибо, родная. Рыбину тебе возвращаю, а дар твой у меня останется здесь, - и дед коснулся рукой своей груди. И на душе у него сразу потеплело.
Возле калитки уже стояла машина сына, и внучка рыжей молнией носилась по двору.
- Деда, ты где был? - она повисла на шее, доверчиво заглядывая в глаза.
- Да вот на рыбалку ходил, хотел вам рыбки пожарить.
- Наловил? - это уже спросил сын, сидящий на лавочке возле крыльца.
- Нет, ты же видишь, жара, сам не понимаю, зачем пошёл на реку, - почему-то соврал дед.
- Здравствуй, батя!
- Здравствуй, - они обнялись, и старик заглянул в глаза сыну. Для разговора приехал, сразу понял Петрович. Что-то нужно, только что я могу ему дать?
Старик никогда не закрывал свой дом, поэтому невестка уже вовсю хозяйничала на кухне, гремя посудой. Вышла на крыльцо.
- Здравствуйте, папа. Я на стол накрыла, давайте обедать.
Обед прошёл в тишине, быстро. Невестка принялась собирать посуду.
- Пойдём, сын, покурим.
Они расположились в тени винограда, возле колодца. Закурили. Помолчали.
- Понимаешь, батя, бизнес мне расширять нужно, денег не хватает.
- Чем смогу, тыщёнку какую найду.
- Ты не понял. Мне много нужно.
- Так, а я чем…
- Мы с Людой подумали, дом твой продать нужно, место хорошее, быстро уйдёт, и деньги неплохие предложат.
У старика ёкнуло сердце, и нехорошая тяжесть сдавила грудь.
- А как же я? Вся моя жизнь прошла тут, и родичи мои тут, и мамка твоя…
- У нас поживёшь, пока…
- Пока что? Пока не помру? Неужто дотерпеть не смог? - спросил с укором Петрович.
Расстроился старик, ушёл в свои мысли. Сын ещё долго махал руками, что-то объяснял, невестка осуждающе смотрела с крыльца. Очнулся он, когда машина сына, брызнув песком из-под колёс, рванулась от калитки. Успел только разглядеть в заднем окне заплаканное лицо Дашеньки. Вот так вот… Тяжело поднялся, хрустнув больным коленом, и пошёл к реке.
День подошёл к своему завершению. Заходящее солнце окрасило багровым цветом полоску неба и превратило реку в поток огненной лавы. Дневная жара уступила место прохладе, ветер стих и только шуршащие крылышками кузнечики нарушали тишину. Старик сидел, прислонившись спиной к старой берёзе.
- Вот такие дела, - рассказав всё, обратился он к реке. - И сыну помочь нужно и в городе я жить не смогу.
Увязавшаяся за дедом Марта, дремавшая на ещё теплом речном песке, лениво приоткрыла глаз, затем подскочила и бросилась лизать лицо хозяина. Из уголка уже холодных губ выпала недокуренная сигаретка, а душа старика уже растворилась в любимой реке, и поплыла вместе с ней, освободившись от обид и боли. И старый жерех ударил хвостом по поверхности реки, прощаясь со старым рыбаком.