Истории, притчи, байки, шутки, статьи

Спасибо всем за отзывы. Я знал, что те времена звенят в сердце каждого, кому за 40 или около того.
Но, скажи мне, Биг, чем тебя-то заело? Тебе ж тогда 1 годик исполнился.
Мне кажется, что ты просто мало книжек хороших читаешь. На самом деле нас, великих писателей, несколько. Я не буду говорить о Толстом или Достоевском – это давно устарело. Но ведь есть же еще Маркес, Хэмингуэй, Булгаков, А.И., наконец…

UGO, спасибо. Прочитал всё - и про учёбу, и про работу по распределению, и про стойотряд - как про себя. Всё правда.

UGO
нет...ну вот есть то что можно назвать одним словом-ТАЛАНТ!!!!
не могу сегодня добавить тебе кубиков...так как пишет...что я тебе их добавил...и надо сейчас кому-то еще торкнуть...а потом опять можно тебе...завтра добавлю отзыв....хотя не в этом дело....
Спасибо ...простое человеческое....

Конечно не стоит жалеть!!! Захватывает!!!

Стройотряд

Долго не мог собраться с мыслями, чтобы, наконец, закончить это почти бесконечное воспоминание, вначале казавшееся просто искоркой в памяти. Эту часть следовало бы поместить в самое начало, но вспомнилась она мне потом, как нечто достаточно яркое, все же достойное обязательного упоминания. Еще настоятельно не рекомендую читать эти строки после еды, а также людям с сильным воображением, ибо речь пойдет о дерьме, об очень большом его количестве.
В советские времена стройотряд был такой штукой, которую юноше пройти надо было обязательно. Типа: не был – не совсем мужчина. Как обрезание в исламе и иудаизме. Даже круче армии.
Не деньги были главной причиной, по которой туда шел я и, думаю, большинство других пацанов периода, когда у развитого социализма только-только начал подходить к концу инкубационный период окончательного загнивания. Скорее – надежда на настоящую взрослую жизнь без постоянного родительского контроля. Ну, и предполагаемая романтика, конечно. А неплохой заработок был лишь приятным довеском к прочим приятным вещам. Итак: два месяца освобожденного труда в поселке Фаниполь, Дзержинского района Минской области. Лето 1978 года.
Отряд формировался из студентов разных курсов. Мы, человек шесть парней из нашей группы, включая двух негров (!!!) были самыми молодыми – после первого курса, практически ничего еще по строительной специальности не умели. Но оказалось, что и уметь-то ничего почти не надо. Это потом я сообразил, что кто ж поручит недоученным салагам серьезное сложное строительство? Но нам поручили практически стратегический объект – говнохранилище фанипольской птицефабрики. Стратегическим он был по своей потенциальной опасности по отношению к окружающей среде, частью которой были, кстати, и сами строители. А по сложности это было несколькими футбольными полями бетонной площадки, которую нам и предстояло продолжать бетонировать. Одна половина дерьмосборника была уже почти готова, может, и не готова, но все равно уже использовалась по назначению, т.е. для складирования птичьего говна (ну, ладно, ладно – помета) вперемешку с опилками, которое терриконами лежало под дождями и солнышком, стекало коричневыми ручейками в бетонный же желоб и ароматно пахло моим любимым одеколоном «Кобра». Шучу, конечно: воняло оно прелым говном, чем же еще может оно вонять? Причем так сильно оно это делало, что мысли о еде тут же вызывали рвоту, а кое-кто сначала вообще натурально падал в обморок. А еще все эти горы потенциальных удобрений притягивали извне и рождали сами тучи и тучи самых гадостных насекомых – летающих, прыгающих и ползающих! Нам даже респираторы выдали, но работать в них постоянно было трудно – ругаться матом неудобно.
Вот в такой обстановке нам и предстояло два месяца совершать трудовые геройства.
Много раз после убеждался, что человек такая сука, которая быстро приспособится к любым условиям, какими бы дерьмовым они ни были. Через неделю вызывающая рвоту вонь стала просто не слишком приятной, а после и вовсе перестала восприниматься. Респираторы – фтопку! Негры, кстати, оказались слабаками, и как-то быстро свалили из нашего дерьмового стройотряда в свои вылизанные европы.
Много-много позже, по дороге с рыбалки запах вывезенного на поля этого «крайне полезного удобрения» вызвал из памяти тот период и надоумил меня не без доли юмора написать такие строки:
Летит дорога под колеса,
А между делом мыслю я
Сущий пустяк. Цена вопроса:
Чем пахнет Родина моя?
…
Но запах Родины могучий
Летит в открытое окно.
В нем все – и грозовые тучи,
Но больше – прелое г@вно
И этот аромат постылый,
Не знаю, что тому виной,
И не сказать, что сердцу милый,
Но все-таки такой родной.

Но вернемся к дерьму стройотрядовскому. Работа неназойливая: по нивелиру кладешь две лаги, закрепляешь, между заливаешь бетон, сверху протягиваешь виброрейку, и очередные N-дцать метров квадратных пометополяны готовы. Переходим к следующему кусочку… Проблема только одна: нужно очень точно выложить направляющие лаги – они должны идти под строго определенным, очень маленьким уклоном, чтобы говну было комфортнее стекать в правильном направлении. Деньги, естественно, за выработку, да вот вечная стройбеда – больше, чем привезут бетона, его никак не положить. Хоть ты тресни в трудовом прорыве. А его всегда почему-то привозили меньше наших трудовых возможностей. Один раз, помню, что-то перепутали, и работу мы закончили глубокой ночью: бетон, он, сука, имеет неудобную привычку к утру застывать. Причем совсем застывать, в камень, после чего из этой каменной кучки не просто ничего не сделаешь полезного, ее просто очень трудно убрать!
Виброрейка – инструмент очень простой, но имеет важную особенность – она работает от электричества. А поскольку мы работали в чистом поле (лишь кучи говна скрашивали унылую картину), то электричество подводилось к нам толстенным кабелем к железенному трансформатору с рубильником, который и трансформировал чего-то много в сколько нужно, а также все это дело врубал и, соответственно, вырубал. Стоял этот железный ящик на железных ножках также в чистом поле с непокрытой головой и также как и мы принимал на себя все атмосферные осадки, которых в то дождливое лето хватало.
Подходить к сему одинокому чуду инженерной мысли, очень похожему на игровой автомат, известный как «однорукий бандит», разрешалось всего двум людям: командиру отряда и его заму. Оба были почти законченными электриками и имели допуск к работе с напряжением до 10 000 вольт. Но электричеству было все равно кого бить – лоха или специалиста. Оно ударило того, кого смогло достать, а им оказался зам, пошедший выключить рубильник вечером затяжного дождливого дня. Парень взялся за ручку «однорукого бандита» и «прилип». Причем прилип молча – его парализовало электросудорогой. Никто бы сразу и внимания не обратил, если бы не блеющее мычание, которое он смог все же выдавить из себя через некоторое время. Потом он рассказывал, что орал благим матом, как ему казалось. Дальнейшие действия командира по спасению товарища стоило бы занести в учебник: 50 отделявших его от рубильника метров он преодолел огромными прыжками, а в последнем сложил обе ноги вместе и влетел ими в грудь заму, разорвав таким образом его смертельное соитие с трансформатором. Оба упали на бетон с некоторыми болезненными последствиями, однако остались живы, и даже в больничку не обращались. Синяки и ссадины зажили сами, а душевные травмы были вскоре залиты большим количеством алкоголя.
Эх, молодость, молодость… Сколь ты желанна в зрелом возрасте, настолько же ты кажешься глупой и бестолковой. Эти б мозги, да в то бы времечко! Однако явный диссонанс был бы…
Летний ливень – дело всегда неожиданное. Все кажется, что туча пройдет мимо, или дождь пойдет, ну, хотя бы минут через пятнадцать, а нате вам прямо сейчас! Стеной! Да с градом! Да с грозой! И бежать уже поздно, да и некуда – в кучу говна не зароешься, под виброрейкой не спрячешься. Но сегодня нам «повезло»: на краю поля сиротливо притулился бульдозер, который нам грунт равняет под заливку бетоном. 12 (двенадцать!!!) уже абсолютно мокрых и по уши в грязи молодых идиотов забились в каждый кубический сантиметр кабины, ища там хоть призрачной защиты, а остальные десять пытались их оттуда выпихнуть, чтобы залезть самим. Град лупит, гроза. Молнии сверкали, гром даже и не гремел, а трещал как будто кто-то с дикой злостью разрывал материю пространства… Очень непонятно, почему ни одной из десятков молний не захотелось ударить в одиноко стоящий в чисто говняном поле, абсолютно железный трактор, набитый живой протоплазмой. Но факт налицо, иначе я бы не писал этот рассказ…
Ну, чего там еще было интересного? Да, особо и ничего. Все как обычно в стройотрядах того блаженного времени. Жили в спортзале местной школы. Под баскетбольным щитом стоял бобинный «Юпитер», который до глубокой ночи на полную громкость играл одну пленку. На одной ее стороне была сборка, из которой почему-то только две песни: «Отель Калифорния» и «Кунг-фу файтинг» въелись в мой мозг как татуировка, навсегда. Может потому, что иногда их повторяли раз двадцать подряд? Всю вторую сторону бобины занимал альбом Африка Симона – помните такого мумбу-юмбу, поющего на суахили (или на какой-то другой африканской фигне) про «джумбу-джумбу джет»? Наши негры, пока не свалили, после бутылки плодово-ягодного танцевали под нее свои африканские танцы.
Девки местные к нам, конечно, ходили, и мы к ним. Подруги одной из них потом меня письмами донимали (х\з как адрес узнали) с увещеваниями, что я должен на ней жениться, хотя у меня с ней дальше обжиманий дело и не зашло.
Еще запомнился случай, который мне аукнулся почти через двадцать лет. Нас троих как-то отрядили на шабашку – постройку частного кирпичного дома. Отрядили как «каменщиков», хотя таковыми мы должны были стать лишь через пару лет, но других не было, другие были архитекторами, сантехниками и электриками. Чистую теорию пришлось впервые воплощать в практику. Получилось, мягко говоря, не очень красиво. Стены, как мы ни старались, были кривыми во всех направлениях, особенно оконные проемы. Рассудили под бутылку дешевого вина так: пусть, может, и денег не заплатят, зато говном не дышать целую неделю. Однако хозяин пришел, посмотрел, сказал спасибо и расплатился, как и договаривались заранее...
Денег заработали не сильно много. В бригаде Героя Громова, куда мне предлагали устроиться на лето, я бы заработал больше. Так разве ж в деньгах счастье? А это сладкое слово «свобода»? А жизненный опыт, наконец? Рублей 100 отдал маме, с барского плеча. На остаток купил штаны, одни – они тогда дорого стоили.

P.S.
…В 1996 году в военном городке перед сдачей дома, в котором я получал квартиру, было организовано дежурство из очередников, чтобы сами строители или кто-то другой нехороший не расхитили материальные ценности. А строила дом бригада молдавских строителей. Ну, профессия национальности не особо выбирает. Как-то разговорился с одним «молдавским строителем», глядя, как он плитку кладет:
- А что ж ты швы «на глаз» делаешь? Ведь можно хоть резаное стеклышко прокладывать!
- О! Я вижу, ты в этом деле понимаешь? А я ведь не строитель по образованию, я – шофер-дальнобойщик. Развалился Союз – пропала моя работа. Брат позвал на шабашку на стройку. Строили какому-то мужику дом. Я думал, он нас убьет, или хотя бы выгонит, а он просто отдал деньги за работу. Вот так я «строителем» и стал.
И тогда я не без гордости вспомнил то, с чего начинал всю эту строительную эпопею:
- Я – дипломированный строитель, мастер промышленного и гражданского строительства, каменщик-монтажник 4-го разряда, выпускник Минского Архитектурно-Строительного Техникума 1981 года, диплом с отличием.

Стоит ли жалеть об этих годах? У меня такого вопроса не стоит.
И на этом я, пожалуй, закончу.

Не получится. Или ты будешь первым, кто это смог.
Стройку закончить невозможно.
Её можно или приостановить, или прекратить.
Знаю по себе: дача недостроена, в квартире недоделанный ремонт...
Впрочем, лучше не о моих, а об известных стройках.
Коммунизм строили мильёны народу в разных странах туеву хучу лет, и так и не закончили.
А прекратить удалось без напряга.
Про Вавилонскую башню ваще молчу :.)
=
PS. А твой объект еще далеко не долгострой.
Вписывается в окружающую среду органично и не нарушает гармонии.
Если появится пристройка к главному корпусу - буду рад вместе с окружающей нас тут средой. Фторник и четверг тоже одобряют :.)

як варонае яйка:D
завтра эпилог допишу. Пора со стройкой заканчивать.

и добавить к этому...кроме возгласов восторга-нечего....
СПАСИБО..;)

Да Уго, ты действительно крут,

Нате вам
Иносранцы

Они как бы к строительству не имели особого отношения, но столько живописно-колоритных фигур вспоминается, что не сказать о них хоть пару слов – вас не уважать.
Вы знаете, как они попадали к нам? Они ехали учиться в СССР, но очень и очень немногие стремились получить конкретную специальность. Вообще ситуация с ними очень была похожа на наш армейский призыв: пришел, проверили, спросили куда хочешь, отправили куда надо. Несмотря на какой-то там предварительный отбор, многие прибывали в СССР почти с нулем в графе «образование» и подавляющее большинство – без знания русского языка. Полгода их кантовали на подготовительных курсах, где учили русскому языку, определяли и пытались поднять общий уровень образования. Потом раскидывали – самых умных по институтам, остальных – по техникумам. Но еще очень важным считался город обучения. В первую группу входили Москва и Ленинград. Минск, Киев, Прибалтика – во вторую. Все остальное было в третьей. Считалось выгоднее попасть в минский техникум, чем в институт в глубине России. Не знаю, почему, наверное, к Европе ближе. Абсолютно все они, может, кроме только вьетнамцев, были из не бедных семей, простых так не было точно. За обучение платило посольство, и им стипендию (совсем не хилую) тоже оно, родители деньжат подкидывали – жили наши угнетенные негры не бедно, первым делом покупая холодильники, телевизоры и магнитофоны с проигрывателями, причем самые дорогие.
Обучение на месте у многих начиналось с самого главного – русского матерного языка. Картина: задумчивый, интеллигентного вида негр сдает бабушке в гардероб хилое пальтишко, не переставая бубнить: «Ёптумат – ёптумат – ёптумат. Блатнах – блатнах – блатнах. Почёль в пи…» У бабушки глаза на лоб лезут: «Свят, свят, свят. Изыди, антихрист!»
У нас в группе их училось аж шесть. Каждой твари по паре из трех стран: две пары мужиков-негров и монголки. Вы, может, думаете, что они приехали изучать строительное дело? Ха!
Высокий, с великолепной фигурой и классически-негритянским чертами лица центрально-африканец (бывают же красивые негры!) приехал лечиться от алкоголизма. Маленький и плюгавенький, к тому же еще и заикающийся, с неестественно большими на маленьком лице «силиконовыми» губами, не бедный пигмей сьера-леонец приехал просто мир посмотреть. В конце концов этот мир его устроил больше своего, он женился на местной проститутке и остался у нас.
Две монголки были как солнце и луна – такие разные. Ту, которая луна, звали Одгонсурэн. Как и положено монголке – маленькая, плотненькая, с лица плоская, как доска, нет, даже скорее вогнутая. Ей богу, любимым местом на Немане клянусь – если смотреть в профиль, то видны были только щеки и некоторая впуклость между подбородком и лбом – носа не было!!! Ввиду крайней внешней непривлекательности, плюс отсутствия каких-либо умственных способностей, была она тихой и незаметной, холодной, ничем, кроме лица мне не запомнилась, с русским языком не дружила, почти молча просуществовала с нами три с половиной года и уехала в свою любимую пустыню Гоби.
Вторую звали Баярсайхан, в обиходе – Баяра. Она была солнцем. От нее исходило теплое сияние. Она была дочерью каких-то супер-пупер заслуженно-народных артистов Монголии. Уж и не представляю, какими были мама с папой, но дочь была настоящей восточной красавицей. Заметно излишняя полнота при небольшом росте ее, может быть, немного портили в глазах европейца, но на востоке она была бы эталоном. Без вариантов. Совершенно правильные европейские черты лица и восточные с легкой раскосостью, черные как смоль, глаза. Высокие дуги бровей, а под ними немного удивленный взгляд молодой, но умной женщины. Лет двадцать ей было от роду. Одежду носила исключительно плотно облегающую: вся нижняя часть аппетитно затянута в тонкие черные кожаные штаны, верхняя же постоянно стремилась вырваться из плотных оков микроскопического кожаного жилетика. Нет, под ним тоже что-то было из одежды, но такое же плотное, что просто казалось ее кожей. Офигеть! А нам по пятнадцать – шестнадцать лет! 1977 год – в СССР секса нет. И при этом Баяра была совершенно компанейской девкой – ходила на дискотеки и присутствовала на большинстве групповых попоек. Танцевала в облипку, как тогда было модно под «Там где клен шумит…», вино пила, правда умеренно. Но никогда ни с кем в распутстве замечена не была. В общаге эти вещи скрыть невозможно. Говорили, у нее парень в Москве учился, может быть.
Первый курс прокатил у нее, как и у всех иносранцев, на шару – с тройки с минусом на тройку с плюсом, но к началу второго произошла метаморфоза. Мы ее потом спрашивали – сказала, что с папой поговорила. Не знаю, чем ее папа так убедил, но с этого времени даже четверок у нее практически не было, выпустилась с красным дипломом. Только своими силами. Действительно умная была, зараза. И зачем ей, ребенку артистической богемы, ПГС? Ума не приложу. Кстати, по-русски говорила лучше наших белорусов. Нет, какой-то «засланный казачок» у нее в роду точно присутствовал: или русский поляк Пржевальский подгулял, или, на худой конец, купец Афанасий Никитин проездом из Индии останавливался у ее предков...
Вот же ж выкрутасы памяти – имена монголок корявые помню, а негров только одного: Вильямс Акиндел. Сьера-леонец, но не тот, который женился на Наташке, а второй, такой же маленький и плюгавенький, с бегающими глазками, только не заикался и губы поменьше, но не сильно. Ростом оба были меньше метра шестидесяти, и даже на огромных, сантиметров по восемь платформах смотрелись щупленькими подростками, хотя обоим было уже под тридцать. Этот Акиндел (это его имя как раз) запомнился тем, что вел с нами самый активный бизнес по спекуляции импортными шмотками (в основном джинсами) и грампластинками. Вы, может, думаете, что на каникулы наши скромные африканцы стремились домой, в родную центральную и западную Африку? Хрен там. Ни один из них за все время ни разу домой не съездил. Или в Москву к товарищам, или в Европу. Особенно любили Италию и Францию, в меньшей степени Англию и Германию, возвращаясь с чемоданами штанов и дисков. Бля, как вспомню: штаны – 180 рублей, диск – 40, двойной – 80!!! И не надо никуда ходить: народ сам в очереди в комнату стоит. Зато уже со второго курса я гордо дефилировал в купленном на честно заработанные в стройотряде деньги умопомрачительном «деревянном» Blue Dollar-е, а не как все – во Wrangler-ах и Montana-х. Ну и с музыкой повезло. Правда, ни одной пластинки я так и не купил, но часто брал послушать и переписать. Если не считать всяких там Дон Саммер, Ирапшенов и Бони М, то иголка моего дохленького «Аккорда» неоднократно опускалась на еще пахнущие Европой борозды Deep Purple, Queen, Pink Floyd, Nazareth и еще многих групп, названия которых молодежи сейчас уже ничего не скажут. А вообще, сука был этот Вильямс Акиндел, скользкий какой-то.
Вот второй пигмей был душкой. Во-первых, дерьмо иностранное он привозил только на заказ и не много. Во-вторых, никогда не отказывался предоставить нам свою комнату в общаге на пару минут для подготовки к дискотеке – то есть принятия алкоголию. А однажды пригласил нас на какой-то свой пигмейский праздник и угостил национальной едой собственного приготовления. Помню огромное блюдо риса, по краям обложенное ломтями жареного картофеля, а в середине – куча мяса с острыми специями. Полагаю, что вместо картошки должны были быть африканские корешки, а на месте коровы – газель Томпсона, но и так все было очень неплохо – для студента еда невкусной не бывает, особенно под халявное пиво.
Заики – люди, как правило, скромные и тихие. Чем больше волнуются, тем больше заикаются. Ему же этот «фефект ечи» очень помогал учиться, то есть, конечно, не учиться, а получать приемлемые оценки – тройки. Поскольку учителя эту его особенность уже знали, то вызывали устно отвечать крайне редко, только в безысходной ситуации при необходимости поставить какую-нибудь отметку. Выглядело это всегда так:
- Расскажите нам о… (совершенно не важно, о чем, ответ все равно одинаковый)
- Э-э-э, э-мэм, э-э-э-э, э-мэм, э-эм-ме-мме, э-мэм…
- Балка, лежащая свободно на двух опорах?
- Да!
- Хорошо, дальше.
- Э-э-э, э-мэм, э-э-э-э, э-мэм, э-эм…
- Испытывает напряжение?
- Да!
- Очень хорошо. В каких местах и какого рода?
- Э-э-э, э-мэм, э-э-э-э…
- Давайте вашу зачетку, садитесь, три.
Песня. А еще он на занятия очки носил, которые делали его с виду очень умным. Он, сука, все это знал и никогда ничего не учил, сильно заикался специально, а курсовые и прочие работы делал за деньги. Желающих и тогда хватало. А вообще человек был очень неплохой и матом не говорил, он вообще говорить стеснялся. Я отмечал, что женился он на нашей девушке легкого поведения, специализировавшейся на неграх (по ее словам – для разнообразия) – Наташке, еще на последнем курсе, остался в Минске. Чем занимался – не знаю. Через пару лет летом я их, будучи в отпуске, встретил в городе вместе – девочку родили, уже почти два года ей было – замечательная такая мулаточка.
Вот насколько Африка разнообразна, да? Где-то живут «на лицо ужасные» темно-коричневые карлики, а почти рядом – черные как смоль с отливом в синеву гиганты. Вот это и были наши центрально-африканцы. Тот, который алкоголик, рассказывал, что дома вылечиться никак нельзя – очень много друзей и знакомых, все предлагают выпить, поскольку папа очень важный человек. Вот папа и послал его в СССР – у нас с алкоголизмом строго (как папа думал), а медицина бесплатная, и врачи хорошие, заодно, может, и диплом какой получится. Ну, с алкоголизмом-то у нас все хорошо было, вы же знаете. Поэтому первый курс прошел у нашего африканского друга размашистым пунктиром – в бесконечном запое с кратковременными возвращениями к жизни. А после первого курса, получив нагоняй в посольстве, он действительно ушел в академический и лег куда-то на лечение, короче – от нас ушел. А ничего такой хлопец – компанейский, пока был.
Второй был сыном главного религиозного деятеля страны – Центрально-Африканской Империи. Не знаю, какой религией руководил папа, но сын его был тихим, спокойным, скромным. Голос у него был удивительный – очень-очень низкий хриплый бас. Он сидел у меня за спиной, и меня пробирала дрожь, когда он наклонялся вперед, и в ухе звучало тихое рычание льва: «Ва-а-ай-да. Дай списать». Алкоголь и табак игнорировал во всех видах, правда, ближе к концу учебы выпивать все же научился. А дело было в том, что как раз в те годы происходил не совсем демократический процесс трансформации Империи в Республику, в результате которого был свергнут широко разрекламированный президент-людоед Бокасса. Папу нашего товарища этот процесс задел сильно – так, что его убили. И человек тридцать всех его родственников тоже. В Африке это в норме. Собственно, из всей родни чуть ли не только наш «Максимка» и спасся, после чего как-то вдруг в корне пересмотрел свои религиозные взгляды и жизненные позиции и стал все чаще закладывать за воротник, даже пару матерных слов разучил. Говорил, что домой ему возвращаться нельзя. Тем более, что к сроку окончания техникума там произошел еще один переворот, а позднее – еще несколько. Это Африка. Наша пословица «плох тот солдат, который не мечтает стать генералом» там трактуется смелее: «плох тот лейтенант, который не мечтает совершить переворот и стать президентом».

Это было бы все. Но есть еще один интересный персонаж – единственный латиноамериканец в техникуме. Он учился, вернее, числился, не в нашей группе, а в группе на курс младше, даже и не помню, какой специализации, по-моему, на архитектуре. Это и не важно, потому что он не учился вовсе, просто существовал. Почему он примазался именно к нашей группе, вернее, к ее минской части, остается загадкой, но на всех компанейских мероприятиях он был с нами. Звали его Володей, он сам так просил, потому испанского его имени уже и не помню. Лет ему было, по-моему, 28, если не больше, но в компании 18-летних он не чувствовался лишним. Родом из Панамы, как обычно – сын не просто не бедных родителей, а весьма состоятельных, но удивительно даже не это, удивительно, что за плечами он имел уже два высших (!!!) образования, причем одно – университетское. Нахрена ему сдался строительный техникум? Папа сказал: «Поезди, посмотри мир, сынок» А если ехать, то проще всего по официальной линии на учебу. В Европе был, в Штатах тоже, остается экзотический СССР. Минск он выбрал наугад также как и техникум – просто не знал, что это такое. А ему-то какая разница? Русский выучил очень быстро с нуля до свободного владения, в том числе и матерным, естественно. Отчислили его за демонстративное разгильдяйство после второго курса. Целый год после этого он еще жил в Минске, ездил в Москву и Европу, привозил нам разную фигню по мелочи, пьянствовал и гулял с нами… Интересный был парень, эрудированный и душа компании, очень внимательный ко всем без исключения. Человек–добро. Уехал, когда наша группа выпустилась. С удовольствием бы сейчас с ним встретился выпить-поболтать.
Всем нашим иностранцам большое спасибо от меня. За то, что уже в 18 лет я понял, что не важно, кто ты: негр, монгол, латинос или белорус; черный, желтый или белый. Важно только то, что ты из себя представляешь на самом деле. Национальный вопрос у меня решился легко и просто, раз и навсегда.
---------------------------

Осталась последняя история на эту тему. Как-нибудь позже.

Заинтриговал:)

С ув. ВОРОНИН...

UGO
спасибо большое...
не прерывай себя на полуслове:D

Незавершенка давит. Надеюсь, еще не надоел. Уже мало осталось

Белгоспроект

Это такой проектно-строительный институт. Самый крупный в БССР по тем временам. Я в него попал по распределению, вернее, выбрал как краснодипломник сам, поскольку хотел увидеть изнутри последнюю ипостась строительной профессии. А вдруг я все же ошибался, решив не связывать дальше судьбу со строительством? Вдруг мне понравится, и я стану великим проектировщиком и внесу свой весомый вклад в «типовые казармы» и «многофункциональные курятники»?
Как это часто бывает, действительность превосходит самые смелые ожидания.
Устраиваться на работу я пришел в начале апреля, уже имея на руках повестку в военкомат на 15-е мая. То есть работать мне предстояло один месяц ровно, учитывая, что по закону я имел право уволиться за две недели до призыва.
В отделе, куда меня направили, что-то проектировали трое мужчин, включая начальника и его зама, и около восьми женщин. Понятное дело – начальники руководил, зам – помогал ему в этом нелегком занятии, попутно составляя программу каких-то расчетов на инженерном калькуляторе (помните такую счетную машинку с задумками компьютера и множеством кнопочек?). То есть двое уже при деле. Третий хлопец, как я потом понял, выполнял основную чертежную работу за весь отдел. Причем делал он это виртуозно и элегантно – примерно по пол линии в час. Все остальное время он точил карандаши, замеряя толщину грифеля штангенциркулем, и занимался с коллекцией пустых картонных пачек из-под сигарет, дизайнерской рамкой обрамлявшая кульман. Он их перекладывал только по одному ему известным признакам, и этот процесс грозил быть бесконечным. В рамке еще имелись пустые места, и все помыслы главной рабочей силы отдела были направлены на замещение вакантных дырок новыми пачками. Не знаю, где он их брал, наверное, в мусорках соседних интуристовских гостиниц – «Юбилейки» и «Планеты». На мой вопрос, что будет, когда все дырки будут заняты, он ответил, что будет собирать что-нибудь новое, например, упаковки из-под зубной пасты, или одеколона, или… Да мало ли еще упаковок, на которые можно будет потратить рабочий порыв!
Вы, может быть, спросите, чем занимались восемь женщин? Да обычными бабскими делами – сплетничали и жаловались на мужиков, совершенно не стесняясь девятнадцатилетнего меня, да и трех остальных наших мужчин. Поэтому в комнате стоял перманентный гул. А еще они хвастались последними покупками и примеряли различные шмотки, тоже не стесняясь мужчин. А еще пили чай и кофе с пирожными, а еще… Ну, в общем, находили чем заняться, иногда, правда, на пару секунд отвлекаясь на то, чтобы передвинуть рейсшину и провести какую-нибудь линию по чертежу. Если бы в то время были мобильные телефоны, проблема женской занятости решалась бы проще.
Кроме обеденного перерыва в связи с особой тяжестью сидячей и требующей полного мозгового напряжения работой, в институте были запланированы, так сказать, спортивные перерывы – в первой и во второй половинах дня. Не помню, сколько минут официально, но учитывая девиацию стрелок наручных часов и разгильдяйские зазоры, перерыв растягивался минимум на полчаса. Кто-то успевал сбегать в магазин, кто-то мирно беседовал в курилке. Прикольно, что если кто-то опаздывал с обеда или перерыва, он искренне извинялся и оправдывался перед начальником (если тот был), придумывая какие-то достоверные причины. Опаздывать на работу считалось неприличным. Я же в это время открыл для себя теннисный стол этажом ниже.
Первые три дня начальник поручил мне присматриваться. Три дня прошли, я присмотрелся и смело попросил поручить мне какую-нибудь работу. Начальник тяжело вздохнул и поручил какой-то чертеж. Ну, нам-то не привыкать – курсовой за два дня, диплом – за неделю (это с нуля с расчетами и пояснительными), а тут – один лист перерисовать с исправлениями! Но три полных рабочих дня, не разгибая спины, я старался не ударить в грязь лицом перед опытными товарищами и потому каждую линию проводил особо тщательно, каждый миллиметр вымерял несколько раз, каждая цифирька или буковка выходила образцом чертежной каллиграфии.
Иду сдавать, боюсь. И не зря! Начальник смотри на чертеж, потом на меня:
- Ты сума сошел?
- Что-то не так? Я старался.
- Все нормально, только здесь работы на месяц! А ты за три дня! Совсем сбрендил?
- Так что там делать-то целый месяц? Я три дня делал только потому, что сильно старался, а так по нормальному – двух дней много будет.
- Понимаешь, мы все тут не лыком шиты, но есть такая нехорошая профессия – нормировщик. Ты, может, думаешь, что если мы станем больше чертить, то больше заработаем? Нет. Во-первых нам за выработку не платят. Во-вторых, злая тетя-нормировщица быстро поймет, что можем мы гораздо больше и поднимет нам чертежные нормы. Только и всего.
- Так ведь, соцсоревнование с соседним отде…
- Так! – перебил меня начальник строгим-строгим голосом. – Работу на месяц вперед ты сделал, можешь заниматься, чем хочешь, только чтоб находился в институте. Если нужен отгул – я разрешаю, только предупреди накануне.
Вот тут мне карта и повалила… На работу я ходил поиграть в настольный теннис с таким же как я выпускником архитектурной группы. Прерывались только во время перерывов, и только для того, чтобы дать другим поиграть. Отгулы особо не брал, чтобы маму не расстраивать. И хотя повестка в военкомат у меня была уже недействительной, поскольку я дал согласие военкому на поступление в военное училище (срок выезда был значительно позже), я решил не расстраивать своего начальника, и уволился точно по закону – к 1 мая, проработав ровно один месяц. Денег получил что-то около 100 руб. или даже меньше.
15 мая 1981 года в день моего предполагавшегося призыва я не слишком рано ехал на рыбалку на Минское Море. Тогда еще 127-й автобус выезжал на недавно переименованную в проспект Машерова Парковую магистраль. Автобус шел мимо областного военкомата, я помахал рукой толпе призывников, в которой должен был находиться я, а сейчас был Вовка – товарищ, с которым нас призывали в одну часть. Проезжая мимо огромного красивого здания института, я никому не махал, я молча простился со строительством навсегда.
Тот день мне запомнился еще и тем, что с лодки в районе Юности я наловил на перловку кучу отменной плотвы и на закуску достал первого на Минском Море леща на кило двести. Причем поводок стоял самолично крашеный толщиной 0,1. Весь процесс наблюдался двумя мужичками, стоявшими на лодках в пяти метрах слева и справа, и почти ничего не ловившими. Понятие «нерестовый запрет» тогда, похоже, не существовало – лодок на ММ было полно.

Иносранцы

Они как бы к строительству не имели особого отношения, но столько живописно-колоритных фигур вспоминается, что не сказать о них хоть пару слов – вас не уважать.
У нас в группе их училось шесть. Вы, может, думаете, что они приехали изучать строительное дело? Ха!
Высокий с великолепной фигурой и правильно-негритянским чертами лица центрально-африканец приехал лечиться от алкоголизма. Маленький и плюгавенький, к тому же еще и заикающийся, с неестественно большими на маленьком лице «силиконовыми» губами, не бедный пигмей сьера-леонец приехал просто мир посмотреть. В конце концов, он женился на местной проститутке и остался у нас. Две монголки были как солнце и луна – …

ФЭСХ это несостоявшийся ТЭФ.:mrgreen:

Вспомнились истории Нархозовских будней. На "сельскохозяйственных специальностях", учились далекие от деревни люди. И вот на зачете препод спрашивает у одной студентки, скажите милейшая, как получают манную крупу, она сосредоточилась, и отвечает, манная крупа растет в стручках на деревьях. Когда успокоились , препод протер очки и (эти вещи наверное копят с возрастом), говорит, еще вопрос; сколько весит курица бройлер? Девочка, настороженно: ну килограм сорок? И видя реакцию остальных, делая рукой отчаянный жест, ну конечно нет, двадцать!
До диплома кличка-Катька Бройлер.